Искатель. 1967. Выпуск №2
Шрифт:
За спиной сидели притихшие союзники и враги. По их темным лицам проносились волны серого люминесцентного света.
Он остановил машину за три квартала до улицы Веснина и полез в карман.
— Бросьте, когда-нибудь сочтемся, — сказал владелец машины не совсем уверенно. Сергей Сергеич молча протянул два рубля.
— Ладно, пойдет на штраф, — сказал водитель и взял деньги.
Они подождали, пока частник завернет за угол, и быстро пошагали вперед. Возбуждение их организовало, заставило идти в ногу, и шаги четко зазвучали по вымершей улице.
Потом
Вся тройка, словно по команде, подалась поближе к стенке. Машина тихо катила, будто у нее отказывал мотор. Она проехала под фонарем, и Сергей Сергеич увидел, что это небольшой автобус с красной продольной полосой. Автобус двинулся и встал. Из дверцы один за другим сыпанули четыре человека, точно парашютисты в групповом прыжке, и загородили путь.
Тотчас неподалеку за спиной затарахтел еще один мотор, и вдоль тротуара лег луч света. Сергей Сергеич обернулся и обнаружил новую машину. Светлая «Волга» медленно тронулась с места, описывая дугу.
— Прошу спокойненько в машину, — произнес один из четверых.
— А что мы сделали такого? — задиристо сказал Семен.
Но Сергей Сергеич уже понял все: тот из четверых, который переминался с ноги на ногу рядом с говорившим, был Леон. И вместо отчаяния Сергей Сергеич, к своему удивлению, почувствовал усталость, мгновенно опустошившую его.
Он только посмотрел на Мастера. А тот, не вымолвив ни слова, направился к машине. Тогда Сергей Сергеич полез за ним в автобус.
— Минуточку, — сказал Леон, — одна формальность. Он пробежал пальцами по карманам Сергея Сергеича, будто пробовал клавиатуру, и вытащил пистолет.
— Прошу, — сказал Леон, кивнув головой на автобус.
Сергей Сергеич занес ногу на ступеньку и промахнулся. Позади запоздало заметался Семен. У питомца было слишком много силы, и ему казалось нелогичным сдаваться так же добровольно, не оказав сопротивления, соответственного случаю.
Наконец, тяжело дыша, Семен бухнулся прямо на скамью. Скамья задрожала, как натянутая струна. Затем в автобус влез Леон и еще двое. И сели напротив. В машине стало тихо, будто никто не дышал Только снаружи проникал приглушенный говор. Потом хлопнула дверца «Волги», и та прошумела мимо. Затем тронулся автобус. На этот раз его мотор работал ритмично.
Машина шла на большой скорости, но у Сергея Сергеича было такое ощущение, будто он плывет. Он почти не заметил, когда автобус встал.
Потом их повели через двор управления. Мастер все так же шагал впереди. Двор сменился коридором. Коридору не было конца, вероятно можно было припомнить целую жизнь, пока пройдешь его. Но Сергею Сергеичу не хотелось думать. Так было легче — не думать, идти себе, переставляя ноги, и ни на что не
И только один раз его невольно выбило из этого защитного футляра, когда стоявший у стены милицейский офицер в чине майора вдруг козырнул Мастеру. А Мастер как-то привычно кивнул и сказал:
— Здравствуйте, здравствуйте!
Сергей Сергеич немного подивился этому, и это удивление погасло, как искра.
Затем он увидел Маркова. Марков стоял в глубине кабинета. Он почти не изменился с тех далеких пор. Только теперь он был в погонах подполковника.
Редкие брови Маркова полезли вверх, и он сказал Сергею Сергеичу:
— Мать честная! Шлепа, сколько лет, сколько зим! Михеев, это же Шлепа. Тот самый!
С последним он адресовался к Мастеру. А Мастер, в свою очередь, сказал.
— Вот как? Обыщите. У него кое-что при себе. Из того, что взято на Удальцова. И у Крыловых. Улики он решил носить при себе.
Глава XVII, и последняя
Очная ставка закончилась, и Сергея Сергеича увели. Судя по всему, Учитель объехал своего подопечного и здесь успел: обзавелся алиби, все кивал на какую-то продавщицу. Срок он получит немалый, но это по-прежнему жизнь — не «вышка», не высшая мера, не расстрел, который ждет его, Семена.
Семен сидел перед столом Михеева и жадно смотрел в окно. Серое небо казалось ему неимоверно прекрасным. Оно еще никогда не было таким, чтобы на него хотелось смотреть, не отрывая глаз. Он с трудом отвел глаза и не пожалел, потому что вокруг все было теперь удивительно. Его зрение, обостренное последними неделями жизни, цеплялось за простейшие мелочи, и каждая из них сейчас приобретала баснословную ценность, когда он живет, ест и дышит. Он будто никогда не видел таких чудесных карандашей, такой дивной бутылки с канцелярским клеем.
Семен взглянул на худощавую стенографистку и подумал, что это сказочная женщина. Он готов был встать на колени и молиться на нее, потому что это была последняя женщина, которую видели его глаза.
— Вот посмотрите, Володин. Может, вам будет интересно, — сказал Михеев.
— А-а? — сказал Семен, встрепенувшись.
— Может, вам будет интересно, — повторил Михеев и протянул пачку фотографий.
— Да, да, — алчно произнес Семен и схватил фотографии, будто Михеев мог передумать и взять их назад.
С фотографий смотрело знакомое лицо. Где-то он видел этого человека. Но это было неважно, главное, он держал бесподобные фотографии, потому что они были частицами жизни.
— Узнаете?
— Да! То есть нет!
— Это ваша жертва. Вчера принесли из театра. Здесь его лучшие роли, говорят. Большой был актер. И человек тоже. Жил, думал, работал, и вы все это разом оборвали. Как это несправедливо, как несправедливо, — повторил Михеев и покачал головой.
Семен неистово попробовал бумагу на ощупь — ах, какая это была бумага. Господи, горестно подумал, неужели надо лишаться жизни для того, чтобы понять, как бесценна она?