Искатель. 1967. Выпуск №2
Шрифт:
— Они отправят Грисмана к болотам сегодня же. У них вертолет есть, — сказал доцент, повесив трубку. — Невероятно. Ведь всего сто километров от районного центра, и охотники там бывали. И геологи. И хоть бы кто сообщил.
— Так как же все динозавры вымерли, а эти диплодокусы остались? — спросил не без коварства Поляков.
— Не знаю, не беру на себя смелости ответить, — сказал доцент, снова снимая телефонную трубку. Он принялся звонить на кафедру.
— Может, они закапываются на зиму? Ведь морозы там.
— Чепуха, — ответил доцент, не переставая разговаривать с каким-то Алаевым.
На следующий день мы не улетели на Саяны. Была нелетная
Время от времени репродуктор в зале ожидания неожиданно прокашливался и звал пассажиров лететь в Тюмень, Красноярск или Читу. В Парык он никого не звал. Журналисты и кандидаты наук быстро привыкли друг к другу и к залу ожидания, отгородили креслами самый уютный угол и время от времени уходили небольшими группами в буфет.
Нет ничего удивительного в том, что восемьдесят процентов разговоров в нашем углу касались динозавров и подобных им таинственных причуд природы.
— Я недавно читал, товарищи, — сказал кто-то, — что в Африку отправилась экспедиция за чудовищем, которое обитает неподалеку от озера Виктория. Местные жители его боятся.
— Не исключено, — поддержал рассказчика один из кандидатов наук. — В конце концов мы не все знаем о нашей старушке Земле. Существует масса неисследованных областей, куда и не ступала нога человека. Почему бы не подтвердиться хотя бы части сведений о морских змеях, озерных змеях и так далее.
— Но, говорят, лабынкырское чудо оказалось мифом?
— Ну, на Лабынкыре чудовищу прокормиться нечем. И на Лох-Нессе тоже. Хотя океаны могут скрывать в себе…
— Но ведь Парык-то не океан, — прозвучал чей-то трезвый голос.
Я оставил спорящих и отошел к телефону, чтобы позвонить Ник-Нику. Новостей от Грисмана не было.
Вернулся в редакцию я под вечер, когда стало ясно, что улететь раньше завтрашнего утра не придется. Поляков стоял с телефонной трубкой в руке и молчал. Зато все вокруг говорили не переставая. У Полякова одно ухо было малиновым от неоднократно прижимаемой к нему телефонной трубки, он осунулся, но вид его был победоносен. Я понял, что случилось нечто важное.
— Сейчас говорил с Грисманом, — сказал он.
— Он вернулся?
— Почти. Они поймали ящера.
— Живьем?
— Живьем. Сейчас заказываю спецплатформу.
— А кормить его чем?
— Ученые сообразят. Так что отлет отменяется. Потом полетишь. Сам понимаешь.
И Поляков набрал номер телефона Ганковского, чтобы сообщить ему о первом подвиге Грисмана.
Все мы очень беспокоились, как диплодок перенесет столь длительное путешествие, как его доставят к железной дороге, как… как… как… Наш карикатурист уже подготовил к номеру карикатуру — поезд из одних платформ, и с последней свешивается на рельсы хвост чудовищного динозавра.
А утром, когда я, невыспавшийся и загнанный непрерывными звонками, совещаниями и поездками, вошел в редакцию, меня поразила тишина и пустота в коридоре.
Я посмотрел на часы. Девять. Вроде все должны быть на местах, вернее, должны метаться по коридорам и обсуждать нашу сенсацию. Но никто не метался. Я заглянул в кабинет к Ник Нику. Кабинет был подозрительно пуст. Брошенная второпях телефонная трубка тихо раскачивалась у самого пола. Я положил ее на рычаг. Телефон немедленно зазвенел.
— Какие новости от Грисмана? — спросил незнакомый голос.
— Не знаю, — сказал я. — Позвоните через полчаса.
Тяжелое
Я побежал туда.
Там были все члены редакции и половина сотрудников университета. Я заглянул через головы стоявших в дверях.
На сцене стоял Поляков. Рядом с ним Грисман, обросший свежей, недельной давности бородкой. Между ними стоял стул. На стуле находилось нечто вроде громадной, метра в полтора, стеклянной банки, видимо взятой в какой-то химической лаборатории. В банке сидел, свернувшись кольцом, динозавр. Самый настоящий динозавр, сантиметров тридцать в длину.
— …И, несмотря на некоторое разочарование, которое испытали вы, товарищи, — заканчивал свою речь Поляков, — наука сегодня может сказать, что она сделала шаг вперед. Динозавры не окончательно вымерли. В болоте Парык сохранился и приспособился один из видов ископаемых чудовищ. Правда, он сильно измельчал за последующие геологические эпохи.
— А я-то сначала подумал, что такая ящерица уже науке известна, — сказал тут Грисман. — На всякий случай пленку послал. А тут мне Николай Николаич звонит и говорит: проследи и, если что, поймай. Ну и поймал, тем более мне помогли транспортом и посудой.
Он показал на стеклянный сосуд.
— И прилетел на самолете. А про спецплатформу я так и не понял. Зачем она?
О'ГЕНРИ
ИСТОРИЯ ПРОБКОВОЙ НОГИ
— Мадам, — сказал одноногий мужчина, обращаясь к пожилой женщине, своей соседке по вагону, — мадам, как видите, я одноногий. Несколько лет назад у меня была пробковая нога, которая служила мне не хуже, а в некоторых отношениях даже лучше моей опочившей конечности. Я потерял свою ногу, когда скитался с бродячим цирком, и директор, человек большой доброты, дал мне пробковую ногу своего покойного зятя. Она была мне капельку длинновата, но в любом другом отношении лучшей и не пожелать. Она выглядела совсем как человеческая, но имела одно преимущество: тщательно разработанную систему пружин, которые заводились и приводили ногу в движение. Когда я торопился, я заводил свою ногу и мог пропрыгать на ней без остановки восемь миль с четвертью.
Ну вот, так я и жил, присматривая за нашим зверинцем, и особенно внимательно следил за самым ценным экспонатом — твоматвитчем. Вполне возможно, что вы никогда не слыхали о твоматвитче, наш был единственным экземпляром, когда-либо попавшим в Америку. Его родина — остров Норфолк, и он ест только шишки норфолкских сосен, которые нам влетали в копеечку: мы должны были импортировать их. Твоматвитч похож на зайца и бегает как заяц, но шкура у него крысиная, а хвост совсем как у белки.
И вот однажды вечером, когда я кормил его, как обычно, с рук, солома около его клетки загорелась, и испуганное животное, вырвавшись из моих рук, побежало к выходу. Я никак не ожидал такой штуки: твоматвитч был совсем ручным и никогда не пытался убежать.