Искатель. 1967. Выпуск №3

Гаррисон Гарри

— Завтра с утра пойдем на передовые посты. Говорят, оно мудренее вечера. Надо искать лазейку.

Утро мудренее не стало. Еще затемно Глыба, Королев и Федор ушли на передовые посты — изучать вражескую оборону.

Вместе со старшиной Федор в густых утренних сумерках отправился на НП.

Выпал иней, и ночная тьма поредела. Рассвет наступил как бы раньше и длился дольше. Затянутое сплошным пологом небо светлело исподволь. Было зябко. Воздух колол ноздри и першил в горле. Земля и травы запахли очень сильно, когда стали оттаивать.

Разведчики поступили чрезвычайно нагло,

заняв под НП взгорок, прострелянный противником до такой степени, что выглядел перепаханным. Фашисты обстреливали его регулярно с десяти до половины одиннадцатого и с шестнадцати тридцати до семнадцати. Они «воспрещали» использовать взгорок под пулеметное гнездо, вести на нем сооружение дзота. Они воспрещали все стационарное, но НП разведке нужен был лишь как точка с широким сектором обзора. И то ненадолго.

Перед взором Федора открылась передовая. «Классическая передовая», как сказал бы младший лейтенант Русских. Наши позиции протянулись вдоль опушки леса. Сразу за первой линией траншей начинался пологий склон лощины. По дну ее не то чтобы тек, а сочился ручей. Крохотная узкая пойма его поросла густой жесткой осокой, кое-где поднимались хилые купины лозняка, далеко справа, где стояла разрушенная теперь запруда, росли пять старых ветел. Они торчали в разные стороны, словно перессорились между собой еще в молодости, а уйти подальше друг от друга не хватило сил.

Правый берег ручейка, названия которого на карте не значилось, занимал враг. Склон там поднимался круче, но совсем незначительно. На середине склона протянулся перелесок метров в двести шириной. Он обрывался у тех самых старых ветел. За перелеском шло поле, судя по цвету соломы — овса. Дальше — опять полоса перелеска, видимо овражистого, потом взлобок — и село.

Вправо и влево тянулись поля. Там расстояние между рубежами было больше, а местность совсем открытая. О том, чтобы пробраться в фашистский тыл или взять «языка» на передовой, и говорить не приходилось.

Здесь же, на немецком рубеже, перемежались поля и перелески, можно было что-нибудь придумать, найти лазейку во вражеской обороне и прошмыгнуть.

Но прошмыгнуть-то оказалось негде.

Склоны лощины, конечно же, пристреляны с нашей и с противной стороны, как стрельбище. Да и укрыться на этих склонах попросту невозможно. Даже воронки от снарядов и мин не могли послужить убежищем. Они располагались ниже огневых точек и просматривались почти до дна со взлобков. Только, пожалуй, кратеры от авиабомб можно было посчитать надежными укрытиями.

Эти-то крупные воронки старшина и поручил Федору нанести на план.

Разведчики проторчали на взгорке до десяти часов и успели уйти, прежде чем фашисты принялись его обрабатывать.

Убедились, что их оборона тут действительно настолько плотная, что комару носа не просунуть. Четыре дня дежурили разведчики на своих наблюдательных постах. По вечерам собирались, прикидывали так и сяк — ничего не получалось.

Вечером в землянку пришел начальник разведки. Он попал к ужину и долго сидел молча, будто только проведать пришел, а потом вдруг:

— Хоть и дало начальство сроку неделю… Да не дождалось. Посылают сегодня дивизионную разведку.

Королев

нахмурился, потрогал усы, прокашлялся, но ничего не сказал. Глыба усмехнулся, а «тройной» Иван потрогал свой длинный подбородок, словно желая убедиться, что выбрит он достаточно тщательно. Федор опустил глаза, хотя ему, наверное, как и каждому, хотелось сказать, что весть не из приятных, но знают ли дивизионные разведчики передовую так, как они? Конечно, дивизионные могли иметь сведения и по другим участкам, но появление капитана означало одно: выбрано именно их месторасположение. Может быть, они что-то просмотрели?

— Приказ, который нам дан, не отменяется, — добавил, помолчав, капитан.

Капитан продолжил:

— Они собираются на стыке пройти, — начальник полковой разведки ткнул пальцем в карту.

Молчащий Лапотников дернул головой:

— Мины там, новые противопехотные — прыгающие «лягушки».

— Они саперов с собой берут.

Капитан, прищурив глаз, чтоб не мешал дым папиросы, спросил:

— Как же вы думаете выполнить приказ?

— Не знаем еще, товарищ капитан.

— Осталось три дня, — капитан поднялся. — Срок на пределе.

Глубокой ночью противник поднял такой тарарам, что и без иных сведений стало ясно: не прошли дивизионные.

Потом разведчики долго торчали на передовой. Когда начинался артиллерийский и минометный обстрел, фашисты исчезали из траншей по проходам во вторую линию окопов. То же делали и наши. Но стоило затихнуть минометному или артиллерийскому обстрелу, как по ходам сообщения фашисты, как и наши солдаты, переходили в первую линию.

Первые дни так же поступали и разведчики. Но сегодня Королев решил присмотреться к позициям и остаться во время обстрела в блиндаже.

Ждать минометного налета долго не пришлось.

Разведчики спрятались в блиндаже. Здесь был и кое-кто из хозяев.

— Чего это вы? — удивился Глыба. — К богу на свиданье торопитесь?

Один из солдат махнул рукой:

— От этой курносой не набегаешься.

Сидеть под огнем в блиндаже Федору приходилось не часто, да и не доверял он почему-то накатам. Чутко прислушивался к стрельбе. В поле, там хоть по звуку слышишь недолет, перелет, а в воронке — так любо-дорого. Русских говорил, что снаряды в одно и то же место почти никогда не попадают. А тут, в блиндаже, и рядом разорвется фугас, а накат съедет — накроет.

Сначала фрицы вроде баловались, а потом принялись долбить передовую всерьез. Разрывы слились в свирепый, оглушающий гул. Земля под взрывами дергалась, тряслась. Крякал и трещал накат. Уши заложило.

Едва смолкло, разведчики выскочили из блиндажа.

— Сейчас наши вдарят! — погрозил кулаком Глыба. При первых же залпах фашисты скрылись из первой линии.

— Королев, — потряс Федор своего командира.

Тот нахмурился, но не обернулся.

— Товарищ старшина, — сначала Федор подумал было обидеться на Кузьму: отвечал же тот на неуставное обращение в землянке, чего же тут требует? Но мысль, мелькнувшая у него, представлялась такой неожиданной, рискованной и в то же время верной, что обида отошла на самый задний план. — Товарищ старшина! А ведь среди фрицев тоже смелые есть.