Искатель. 1967. Выпуск №3
Шрифт:
— Я! Мы-ы! Вы-ы! — передразнил Ладников, — Ну, садитесь! Глупости разрешаю только на той стороне. Ясно?
Мосенин что-то хотел возразить. Он все так же стоял перед Ладниковым, глядя на него зло и ошалело.
— Вы знаете Закон Чужого Неба? — снова спросил Ладников, но уже спокойно и холодно. — Знаете? Это старая и нехитрая штука. Если безопасность большинства под угрозой…
— Знаю, — буркнул Мосенин и угрюмо полез в машину.
«Ничего ты не знаешь!» — подумал Ладников, пиная пятнистое колесо «турбика».
В Знаке не было ничего странного и необычного. Толстый столб с круглым красным щитом — такие ставились на улицах городов и ограничивали
Обелиски — две просвечивающие в ребрах стрелы — стояли поодаль. Один увековечил память трех первопроходцев, второй — целого отряда свайщиков. После этого второго случая была найдена защита, и все «турбики» стали снабжать программами.
Машина тихо ползла к границе. Ладников смотрел на Знак. Он отдал управление автомату и стал ждать, когда сработает пускатель программы. Никто, кроме него, не знает, что узенькая желтая полоска на столбе — это тот самый излучатель, который приведет в действие защиту. «Ничего больше не скажу» — думал Ладников, — я и так им слишком много рассказал, На свою шею. Надо было три слова из инструкции, и точка. Даже Риль струхнул. Как он спросил? «Нельзя ли лететь ракетой?» А сам ты, между прочим, когда ехал здесь впервые, оставался немым и глухим? Ну, конечно, ты герой, камень, столб, кибер. Ты ведь тоже, Ладников, тогда закидывал вопросы насчет других дорожек или что-то в этом роде… Грешник-праведник…» Ладников глянул в окошечко перед собой. Риль, наморщив лоб, с интересом разглядывал Знак. Мосенин часто глотал слюну и нервно шевелил пальцами, держась обеими руками за противоаварийную скобу.
«Как он мог отключиться, не представляю, — подумал Ладников, — что же он там, в Гималаях, притворялся, что ли? Ведь так, нарочно, смелым не станешь. Мосенина надо успокоить, а то он программу мимо ушей и глаз пропустит. А Гурген? — Ладников скосил глаза на соседа, который будто бы не обращал особого внимания на то, что было за стеклом. Вот Гурген, деловито порывшись в кармане, достал и сунул в рот маленький тюбик с чем-то вкусным и стал сосредоточенно жевать. — А вдруг этот сейчас плюнет изжеванную оболочку, заорет: «Пошли вы ко всем чертям!» — и побежит, как Мосенин?»
Ладников, расслабившись, откинулся на спинку.
— Значит, каждый имеет право остановить машину, я верно понял? — Риль дохнул в самое ухо Ладникову.
— Да, да, остановите, остановите! — сразу подхватил Мосенин.
«Все! — мелькнуло у Ладникова. — Расплачутся и заставят повернуть назад. Кого только сюда присылают! Народец!..»
Ладников, не отвечая, остановил турбомобиль.
— А теперь, Ладников, брось кривляться и объясни всем, особенно геологу, что ты нас здорово разыграл, — снова заговорил Риль, — что на самом деле мы едем безопасной дорогой, что этот Знак — шутка путников, а обелиски поставили случайно сорвавшимся в пропасть. Что если сейчас и будет программа, то только ради развлечения в долгом пути. В общем все это чепуха, мистификация. И наконец, я тоже знал о розыгрыше. Словом, мы вместе устроили. Извините, пожалуйста. И вы, Гурген, и вы, Мосенин. Извините. Давай, Ладников, признаемся. Хватит.
— Мальчишки! — Гурген чуть не проглотил разжеванный тюбик. — Артисты! Вам что, первое апреля, шуточки? Этим шутят, да? Театр вам, да? Геолога
— Как же это так? — Мосенин смотрел растерянно то на спину Ладникова, то на Риля. — А я… Нет, почему довели? — Он сразу взбодрился и стал возражать Гургену. — Я это немного понимал, тут сразу было что-то не то… Потом, знаете ли, лавина есть лавина, мороз есть мороз, горы есть горы, а здесь… Непонятное, невидимое, неслышимое… А вообще почему вы так сделали? — Он повернулся к Рилю. — Это что, проверка? Я не считаю такой способ достойным.
— Я с вами полностью согласен, я ведь извинился. — Риль мягко положил руку на плечо Мосенина.
Ладников, который в самом начале затеянного Рилем разговора чувствовал, что все его сильное тело противно съеживается, а голова уходит в плечи, увидел перед собой теплые и какие-то хитроватые глаза Риля, вмиг все понял и тихо, виновато сказал:
— Простите, ребята. Уж очень скучная дорога. Надо же было что-нибудь… болтать…
Потом он подумал про себя: «Какой же он молодец, Виктор Риль! В мгновенье привел Мосенина в чувство…»
Футляр с программой выскочил неожиданно. Он упал на лапки пускателя, полежал несколько мгновений, словно для того, чтобы все удостоверились в его наличии и сохранности, и снова провалился в недра воспроизводящего аппарата.
Тесную кабину турбомобиля заполнили действующие лица программы. Рассказывалась юмореска. Вернее, не рассказывалась — это было похоже на маленький спектакль с рассказчиком. Рассказчик вставлял короткие фразы, связывая действие. Его веселое, очень подвижное лицо повисло между Ладниковым и Гургеном, то уменьшаясь, то увеличиваясь. Но что бы ни делали в этой сценке актеры — знаменитости последнего десятилетия, — к каким бы приемам своего блестящего мастерства ни прибегали, они так и остались бы просто смешными призрачными фигурками, если бы играли вещь просто смешную. Юмореска была талантливо смешной, той редкой крупинкой в огромном океане всякого написанного, озвученного, изображенного юмора, которая могла зажечь и тонкого ценителя и человека, считающего шуткой выставленный палец.
И вот уже Ладников забыл, что еще несколько минут назад в его руках была баранка, что рядом с ним сидит Гурген, а позади Риль и Мосенин, что этот Гурген только что сердито спрашивал: «Шуточки вам, да?» Что он, Ладников, в шестой раз едет мимо Знака. Ладников смеялся. Сначала тихо и сдержанно, потом громко, с визгливыми вскрикиваниями, и, наконец, он безудержно хохотал, взмахивая руками, хлопал ладонями по сиденью и бессильно ронял голову на грудь.
И Гурген, раздувая ноздри, хватал воздух в мучительном смехе. Его верхняя губа почти касалась горбатого носа и высоко обнажала зубы. Гурген мотал головой, словно хотел вытряхнуть эту совсем некстати попавшую смешинку из своей зачесанной набок челки.
И Мосенину было уже не до страхов перед неизвестным. Последний разговор как-то успокоил его. А потом стала развертываться программа. И Мосенин звонко смеялся.
Людей охватил беззаботный опьяняющий смех. Они не думали об опасности. Они были не среди мрачных скал у «Большой борозды», не в турбомобиле, перебирающемся через пропасть, и даже не рядом друг с другом, а там, среди актеров, на улице города, на крыше дома, везде, где происходило действие.
Ладников, закатившись в очередном взрыве смеха, нагнулся над окошечком обзора. Он случайно увидел Риля. Но до него не сразу дошло то, что он увидел. Риль спокойно сидел и чуть улыбался грустноватой улыбкой. И эту улыбку он словно нарочно выдавливал из себя.