Искатель. 1968. Выпуск №1
Шрифт:
— В этом проклятом деле со мной все время происходило тоже самое, — признался я, чтобы утешить его. — Я называю это замедленной реакцией. Она чуть не стоила мне жизни.
— Но ведь я офицер полиции.
— Поэтому у тебя вовремя прояснились мозги?
— Конечно. Мы пошли туда, чтобы забрать его на допрос. Увидев, что его нет дома, я оставил там ребят, а сам решил зайти к тебе, чтобы выяснить отношения. Так как же ты додумался до этого цементного пола?
Я рассказал ему о нарушенной синхронизации.
— В окне кухни
— Она будет здесь сегодня к вечеру, ее уже везут сюда под арестом.
— Возможно, он застраховал ее на все деньги, которые ему удалось раздобыть, и потом начал ее медленно отравлять, стараясь не оставить никаких следов. Мне кажется — учти, что это опять-таки всего лишь мое предположение, — что она обнаружила это в ту ночь, когда там до утра горел свет. Как-то догадалась или же застигла его за этим. Он потерял голову и совершил то, чего всячески пытался избежать, — убил ее, применив силу: задушил или ударил по голове. Нужно было с ходу придумать, что делать дальше. Обстоятельства благоприятствовали ему. Вспомнив о верхней квартире, он поднялся туда и осмотрелся. Там только что кончили делать пол, цемент еще не успел затвердеть и вокруг было много материала. Он выдолбил в полу яму, достаточно большую, чтобы вместить ее тело, положил ее туда, замешал свежий цемент и замуровал ее, возможно даже на один- два дюйма повысив уровень пола, чтобы получше спрятать ее. Вечный гроб без запаха. На следующий день вернулись рабочие и, ничего не заметив, положили поверх этого пробковый слой — он и цемент-то, наверное, заравнивал одним из их мастерков. Потом он, не мешкая, отправил в деревню свою сообщницу с ключами от сундука — примерно в то же место, где отдыхала несколько лет назад его жена, но на другую ферму, где ее не могли бы узнать. Послал вслед за ней сундук и бросил в свой ящик старую почтовую открытку с расплывшейся датой. Не исключено, что через одну-две недели она бы «покончила с собой», как Анна Торвальд, доведенная до отчаяния болезнью. Написав ему прощальную записку и оставив свою одежду на берегу какого-нибудь глубокого водоема. Это было рискованно, но, возможно, им все-таки удалось бы получить за это страховую премию.
В девять Войн и все остальные ушли. Я остался в кресле, слишком возбужденный, чтобы заснуть. Вошел Сзм и сообщил:
— Тут к вам док Престон.
Он появился, потирая по своему обыкновению руки.
— Пора, пожалуй, снять с вашей ноги этот гипс. Представляю, как вам надоело сидеть целыми днями без дела.
Перевела с английского С.Васильева
Е. Дорош
Фрунзе освобождает Крым
Впервые очерк был опубликован в журнале «Пионер в 1941 году.
По воспоминаниям бывшего адъютанта М. В. Фрунзе тов. Сиротинского.
Рисунки С. ПРУСОВА
Красная Армия очистила Северную Таврию от белых
Было еще очень рано. Серое небо дымилось над серой водой Сиваша — Гнилого моря, как называют его иначе. Перекопская равнина, еще одетая травой, была запорошена инеем. Над равниной стлался пар: это дышали многие тысячи людей, спавшие на земле. Когда Фрунзе приближался, они вскакивали и становились в строй. Косматый иней свисал с папах, с бровей и усов, а шинели были совсем белые. На месте, где спали красноармейцы, остались отпечатки множества тел. Вскоре вся степь ощетинилась полками, среди которых ехал Фрунзе. Он поднял руку, приветствуя бойцов.
И хотя все они отвечали одинаково, как требует Устав, но каждый в мыслях своих по-своему здоровался с командующим.
— Здравствуй, Арсений! — с нежностью произносили ивановские и шуйские ткачи, потому что для них он по-прежнему был Арсением, светловолосым и синеглазым парнем, который под этой кличкой начинал свою революционную деятельность в Иванове и Шуе.
— Здравия желаем, товарищ Михайлов! — отрубали бородатые фронтовики: они узнавали в нем агитатора- большевика, известного им еще по германскому фронту, где он вел пропаганду среди солдат.
— Доброго здоровья, Михаил Василич, — говорили красноармейцы, под водительством Фрунзе разбившие Колчака.
— Салям, Фрунзе! — восклицали туркмены. Они приехали сюда по призыву командующего, с которым успели сдружиться за время его работы в Средней Азия.
А те из бойцов, что видели Фрунзе впервые, просто глядели на него.
Он был невысокого роста, но крепкий и ловко сидел в седле. На нем была простая солдатская шинель и высокая мерлушковая папаха, чуть сдвинутая набекрень. Холодный ветер зажег румянец на его щеках, окаймленных мягкой каштановой бородой. Добрые глаза улыбались.
— Товарищи, — говорил он бойцам, — я обещал Ленину, что к зиме Крым будет советским.
— Даешь Крым! — кричали бойцы.
Крик этот катился над седой и мохнатой степью, над серой полосой воды и достигал укрепленных твердынь Крыма.
Весь день объезжал Фрунзе полки. Он увидел, что бойцы слабо вооружены и плохо одеты, но дисциплинированны и рвутся в бой. Вечером он вернулся в штаб, разостлал на столе карту Крымского полуострова и сказал адъютанту:
— Пожалуйста, устройте так, чтобы мне не мешали.
Это была не такая карта, по которой учатся в школе: на ней было в точности изображено все, что находится на соответствующем участке земли, вплоть до отдельного дерева, небольшого болотца или одинокой мельницы, затерявшейся в степи, вплоть до мостика через ручей, оврага, какого-нибудь безыменного холма, который, к примеру, назывался «высота 106».
Но Фрунзе видел больше, чем было изображено даже на этой обстоятельной и подробной карте.
Омываемая двумя морями, лежала перед ним древняя Таврида. Выло похоже, что когда-то она плотно прилегала к материку, но какой-то морской исполин вышел из Черного моря, рванул ее к себе и почти совсем оторвал. Только в одном месте соединялась она с материком широким, но коротким Перекопским перешейком. Восточнее Перекопа протянулась Арабатская стрелка, похожая на длинный и узкий ремень, лопнувший от чрезмерного напряжения. Все пространство между перешейком и стрелкой было заполнено гнилыми водами Сиваша, которые омывали низменные, изодранные в клочья берега.