Искатель. 1968. Выпуск №6
Шрифт:
Медленно шагая мимо них по тротуару, он вслух произносил имена владельцев. Ванберен, Уилкокс, Эбернэти. Он перевел взгляд на противоположную сторону улицы. А там дома доктора Брэдбери, Малруни, Грея. Он остановился и прислонился к дереву. Улица была в точности такой, какой он ее помнил. Сладкая боль ностальгии ужалила его в самое сердце. Ему припомнилось, как на этой самой улице он играл с другими ребятишками. Как разносил газеты. Как падал, катаясь на роликовых коньках и на велосипеде. Припомнил и людей. Их лица и имена, которые сейчас хлынули в мозг. Его дом стоял на углу, но по какой-то причине Мартину захотелось подойти к нему в самую последнюю очередь. Он видел его впереди, за деревьями — большой, белый, с
— Привет! — произнес ребячий голос.
Мартин Слоун взглянул вниз и увидел четырехлетнего карапуза с мордахой, измазанной сиропом. Мальчишка играл в шарики.
— Привет, — ответил Мартин и присел рядом с ним на край тротуара. — Как, получается? — он показал на мальчишкины шарики.
— В шарики играть? — спросил мальчуган. — Я хорошо умею.
Мартин взял один из шариков и прищурился сквозь него.
— Я когда-то тоже играл в шарики. Мы им каждому давали свои имена. Например, из стали — мы их доставали из старых подшипников — те мы называли стальками. А через которые можно было смотреть, мы называли ясненькие. А как сейчас — тоже даете им названия?
— Ага, — сказал мальчуган.
Мартин показал рукой через улицу на телефонный столб, изрезанный и истыканный тысячами складных ножей.
— Здесь мы играли в пряталки, — сказал он мальчугану и громко засмеялся, потому что воспоминание это согрело его и пришлось по сердцу. — Вот прямо на этой улице и играли, летом, что ни вечер. А я жил вон в том угловом доме. — Он показал рукой. — В том большом, в белом.
— В доме Слоуна? — спросил мальчуган.
Глаза у Мартина расширились.
— Верно. Вы все его еще так зовете?
— Как?
— Дом Слоуна. Это я Слоун. Меня зовут Мартин Слоун. А тебя как?
Он протянул ладонь для рукопожатия, но мальчишка подался назад, нахмурившись.
— Вы не Мартин Слоун, — укоризненно сказал он. — Я знаю Мартина Слоуна, а вы и не он совсем.
Мартин засмеялся.
— Не он, говоришь? Ну-ка, посмотрим тогда, что у меня написано в водительских правах.
Он сунул руку в нагрудный карман за бумажником. Когда он поднял взгляд от удостоверения, мальчуган уже улепетывал по улице, а потом свернул с нее на лужайку и помчался к дому напротив дома Слоуна. Мартин медленно встал и двинулся дальше. Да это же в первый раз, бог знает за какое время, подумалось Мартину, что я могу вот так неспешно пройтись. Дома и лужайки уплывали назад мимо него, а он вбирал их в себя. Он хотел, чтобы это тянулось как можно дольше. Ему хотелось познать это все. Где-то подальше — он слышал — звучал детский смех и тилиньканье колокольчика на фургоне мороженщика. Все подходило одно к одному — и то, что открывалось глазу, и звуки, и общее настроение. Он ощутил, как в горле поднялся и остановился какой-то комок.
Слоун не обратил внимания, сколь долго он шел, но в конце концов увидел, что находится в парке. Здесь тоже все было по-прежнему — как эта аптека, как эти дома, как эти звуки. На том же месте стоял павильон с большой круглой эстрадой для оркестра. Все так же крутилась облепленная ребятишками карусель, и металлическая диссонирующая музыка шарманки по-прежнему сопровождала ее круговой бег. Были и те же самые деревянные кони, и те же латунные кольца, и те же киоски с мороженым, и те же продавцы сахарной ваты. И всегда дети. Короткие штанишки и микки-маусовые рубашки. Леденцы и стаканчики с мороженым, и смех, и радостный визг. Язык детства. Музыка — симфония лета. Звуки водоворотом кружились вокруг него. Шарманка, смех, ребятишки. Снова он почувствовал, как что-то сдавило горло. Снова горько-сладкое. Он оставил все это так далеко
Мимо него прошла хорошенькая молодая женщина, толкая перед собой коляску с ребенком. Что-то в лице Мартина Слоуна, который разглядывал карусель, привлекло, должно быть, ее внимание, потому что она остановилась. Никогда раньше она не видела такого выражения. Может быть, поэтому она улыбнулась ему, и он тоже ответил ей улыбкой.
— Чудесное место, не правда ли? — сказал он.
— Парк? Да уж конечно!
Мартин кивнул по направлению карусели.
— Тоже часть лета, правда? Эта карусельная музыка. Шарманка.
Хорошенькая женщина рассмеялась.
— И сахарная вата, и мороженое, и оркестр на эстраде…
На лице Мартина уже не было улыбки. Ее сменило выражение сосредоточенности и внутренней муки.
— Ничто с этим не может сравниться никогда, — мягко сказал он. — Ничего не может быть лучше, чем когда стоит лето, а ты еще совсем маленький.
Женщина пристально смотрела на него. Да что же все-таки с этим мужчиной?
— Вы здешний? — спросила она.
— Был когда-то. Очень давно, — ответил Мартин. — Я жил в двух кварталах отсюда. Помню вот и эту эстраду. Господи, еще бы мне не помнить! Бывало, убежишь вечером потихоньку из дому, ляжешь вон там в траве, смотришь на звезды и слушаешь музыку. — Голос его стал звучать взволнованно. — А вон на том поле я играл в бейсбол. Стоял на третьей линии. И все-то детство у меня связано с этой вот каруселью. — Он протянул руку по направлению к эстраде. — Вон на том столбе однажды летом я вырезал свое имя. Мне было одиннадцать, и я вырезал свое имя прямо на… — Он резко оборвал себя и уставился во все глаза.
На перилах эстрадного павильона сидел мальчик и складным ножом вырезал что-то на столбе. Мартин Слоун медленно направился к нему. Он ощутил вдруг чувство, которого до сих пор никогда не испытывал. Его бросало то в жар, то в холод и познабливало от возбуждения; это было потрясение, изумление, это была тайна, глубина которой казалась ему непостижимой. Снизу вверх он взглянул на мальчугана и увидел свое собственное лицо, каким оно было двадцать пять лет тому назад. Он смотрел на себя самого. Он стоял, недоверчиво качая головой, щурясь на солнце, и затем увидел, что именно вырезал на столбе этот мальчишка. Детскими, неровными, печатными буквами. «МАРТИН СЛОУН», — гласила надпись. Мартин перевел дух и протянул руку к мальчишке, который только сейчас заметил, что за ним наблюдают.
— Мартин Слоун! Ты Мартин Слоун…
Мальчишка соскользнул с перил. Вид у него был испуганный.
— Да, сэр, но я ничего не хотел плохого, честно. Все ребята вырезают здесь свои имена. Честно. Я же не первый…
Мартин подвинулся к мальчику еще на шаг.
— Ты Мартин Слоун. Ну, конечно, ты — Мартин Слоун, вот кто ты… Вот так я и выглядел…
Он не замечал, что его голос внезапно стал громким, и, уж конечно, никак не мог видеть, как напряжено его лицо. Мальчишка подался назад, а потом посыпался вниз по ступенькам.
— Мартин! — крикнул ему вдогонку Слоун. — Мартин, прошу тебя вернись! Пожалуйста, Мартин!
Он побежал было за ним, но мальчик уже затерялся в многоцветной толпе коротеньких штанишек, микки-маусовых рубашек и бумажных платьев матерей.
— Прошу тебя, Мартин! — снова закричал Слоун, пытаясь разглядеть мальчика. — Пожалуйста… не надо бояться. Я не сделаю тебе ничего дурного. Я просто хотел… Я просто хотел порасспросить тебя кое о чем…
Я только хотел сказать тебе, — с нежностью продолжал Мартин, обращаясь уже больше к себе, — я только хотел сказать тебе, что потом случится…