Искатель. 1969. Выпуск №3
Шрифт:
Вот дом, указанный на клочке газеты. Маша входит во двор. Обычный двор большого дома: булыжник, водосточные трубы, одинаковые подъезды. Третий этаж. Звонок не работает. Дверь в квартиру чуть приоткрыта. Маша стучит. Никто не отвечает. Пустая пыльная лестничная площадка. Никого. Позвонила в две другие двери. Никто не отзывается. Только из одной квартиры беспомощный телефонный звонок. Маша стоит ждет — не слышно ли шагов по лестнице? Нет. Ждать она больше не может. Уйти? Но когда она снова придет сюда? Транспорт с каждым днем работает все с большими перебоями. Редко кто теперь возвращается каждый день домой, большинство людей остается ночевать на работе.
Маша решила открыть незапертую дверь. Полумрак прихожей. Пахнет старой мебелью, одеждой, резиновыми галошами. Запахи смешались и повисли в воздухе. Налево из двери падает свет на зеркало. По обе стороны зеркала
— Вот так. Адреса я, конечно, не помню. Но дом нашла бы хоть сейчас.
— А улицу мне называла Лена. Староневский… и имя.
— Что ж, поезжай… Остановишься у моих родственников. А как искать дом, я тебе нарисую. Ты знаешь Ленинград?
«ВАМ ПОВЕЗЛО…»
Дверь ему открыла высокая старуха в белой шали с бахромой.
— Вы к кому?
— Извините, пожалуйста. Может быть, к вам. Здесь жил Алексей Белогорский?
— Да. Я его мать. Проходите.
Женщина была, видимо, скупа на слова.
— Вы знали его? Впрочем, что же это я, вы тогда под стол пешком ходили. Значит, кто-то вас послал?
— Нет. Я сам. Меня… То есть не совсем меня. Нас интересует судьба куста. Вы о нем знаете? Откуда он взял…
Объяснения Семена были не очень внятны, но старуха не удивилась. Она, видимо, все поняла.
— Давайте по порядку. Меня зовут Лидия Павловна.
— Я Семен… — Семен смутился окончательно, оттого что не назвал себя сразу. Только выпалив первые фразы, он вдруг понял, что его вторжение, может быть, не совсем тактично.
— Садитесь, — продолжала Лидия Павловна. — Сейчас будем пить кофе. — Она вышла. Семен огляделся. Вот она, комната, о которой рассказывала Мария Степановна, только теперь она прибрана. Где же бюро?
Когда Лидия Павловна вновь вошла в комнату, Семен совершенно неожиданно для себя спросил:
— А где бюро?
Лидия Павловна подняла брови.
— Бюро я продала. Вы очень хорошо информированы. Что еще вас интересует?
— Да нет. Я так… Только куст. О бюро я знаю от Марии Степановны.
— От кого? Впрочем, неважно. У вас склонность выражать свои мысли беспорядочно.
Старуха принесла кофейник, разлила кофе в чашки, спросила:
— Так что же вы знаете о кусте?
— То, что Алексей… извините, не знаю отчества, его посадил. И хотел осушать болота.
— Ну уж не так просто.
— Да нет. Конечно. Но куст срезали этим летом. А у вас должен был быть отросток. Если не погиб. И вы можете знать, откуда взялся куст. Мне это очень нужно. Болота. И потом… Лена.
— Понятно. Вам повезло, что я преподаватель. Психологии. Бывший. Черенок не погиб тогда. Кто-то привез его к нам. Он появился в комнате совершенно неожиданно. В день, когда Алексей уходил в армию… Он очень обрадовался. «Видишь, какой живучий, — говорит. — Ты уж расти его». Я посадила его в горшок. Вырос он удивительно быстро. Куст не куст. Маленькое дерево. Очень много требовал воды. Но не мерз. Выносливый оказался. А вы же знаете, как во время блокады… Потом меня увезли в госпиталь. Дистрофия. Вывезли через Ладогу. Я просила друзей взять себе растение. Вернулась — нет его. А кто взял — не знаю. У Алеши два друга были. Валя Урасов, он-то ему и раздобыл этот куст, а где — не знаю. Алеша не успел толком рассказать. «Это удивительная история, мама, — говорил. — Мы опубликуем все это, как только удастся вернуться к работе». Да вот не
ГДЕ ИСКАТЬ?
По кривому, крутому Самарскому переулку трещит трамвай, покачиваясь и тормозя на поворотах. Рельсы вплотную подходят то к тротуару, то к забору, над которым торчат спутанные голые ветки разросшихся кустов. Иногда забор обрывается и обнажается стена разрушенного дома — синие обои, более синие в тех местах, где стоял шкаф или висел портрет. Груды красного кирпича, ямы, и, если бы не бульдозер рядом, эти увечья казались бы отзвуками войны. Но уже видны позади развалившегося дома белые стены нового здания, подсвеченные софитами. Низкая луна не может соперничать со светом прожекторов.
Старая собака — фокстерьер, толстая, ленивая. Выщербленный мутный паркет. Вешалка забита старыми пальто, выгоревшими плащами. Чинные стулья с прямыми спинками стоят во всех свободных углах — на них сидеть нельзя: то нет ножки, то продавлено сиденье, то сломана спинка. Диван, правда, обит заново, но потом застлан старой материей с бахромой.
Две старушки заахали, заохали, узнав, зачем явился Семен. Зашуршала старая пожелтевшая скатерть, прикрывая клеенку неопределенного цвета. Семену было неловко сидеть на слишком высоком диване, пес вертелся под ногами, оставляя на брюках клочья шерсти. Со стен смотрели старуха с желтым лицом, в чепце с оборками и усатый мужчина с длинным носом. Рядом висели потемневшие гравюры. Сфинкс, а вдали — пирамида. На другой — зимний лес. Все на тех же местах, что, верно, и десятки лет назад. Ничего не передвигалось, не переставлялось. В большой хрустальной люстре горит лишь одна электрическая лампочка. И вдруг на стене Семен увидел рисунок в тяжелой черной раме. Акварель изображала не то куст, не то дерево. Большие листья непропорциональны всему растению. Ветки тянутся в разные стороны. Что это? Это же тот самый куст. Наконец-то он узнает что-нибудь определенное! Радостное ощущение, что он стоит на пороге разгадки тайны, охватило Семена. Он слушал старушек и не сводил глаз с рисунка. Несколько раз он пытался расспросить о картине. Но это было не так-то просто сделать. Пришлось запастись терпением. Вопросы сыпались на него, как горох, и оставались без ответа. Семен не успевал вставить ни одного слова.
Пили чай из блестящего никелем электрического чайника. Чашки были разные. Семену поставили такую тонкую, что он боялся раздавить ее руками. В самый разгар чаепития заскулил пес. Одна старушка нехотя стала одеваться: «Сейчас, сейчас идем, бедненький». Оставшись с другой — более спокойной — Семен начал расспросы…
«…Я возлагаю на него большие надежды. Представь себе, вокруг болота растут кусты с большими красивыми листьями, и постепенно болото исчезает, высыхает. Вот чудесно будет! Ни топи, ни бросовых земель, ни комаров с малярией — ничего! Листья большие, поверхность испарения большая, и кусты выкачивают лишнюю воду из почвы.
Остановиться ты можешь в селе Пеньки, первый дом у дороги с раскидистой березой у крыльца. Хозяйка — Матрена Петровна — приветливая, говорливая. Передай ей от меня привет. Жду ответа.
Семен отложил письмо Белогорского, осторожно вынул акварель из рамки и прочел на обороте:
«Дорогой мой! Я запоздал с рисунком. Мне хотелось нарисовать куст в полном цвету. Я ждал. Но не дождался. Война. Обойдемся пока без цветов. Он такой необычный. Ты прав, если и сфотографировать его, то все равно он будет казаться нереальным.