Искатель. 1976. Выпуск №1
Шрифт:
Жена махнула на него рукой.
— Мое счастье, что я за тебя вышла, когда ты еще там не работал. А то бы вы составили прекрасный дуэт. Жили бы себе, как доктор Ватсон с Шерлок Холмсом.
Я пожал ей руку и сказал:
— Не вышло бы. У них там еще была миссис Тернер, а сейчас сильные перебои с домработницами.
Она покачала головой.
— Вот с моими двумя оболтусами тоже беда — хоть убей, не женятся. А так бы хорошо было… — Она проводила нас в столовую и спросила меня: — Вы потерпите до ужина еще минут двадцать или уже невмоготу?
— Конечно,
— И прекрасно, — обрадовалась она. — У нас сегодня тушеный кролик. И с минуты на минуту подойдут наши Миша с Женей, тогда сядем вместе за стол. — И добавила, словно извинялась: — Я так люблю, когда они вместе с нами… Большие они стали совсем, мы их и не видим почти.
— Мамочка, мамочка, сейчас сюда ввалится пара двухметровых троглодитов, и гость не сможет разделить твоей скорби по поводу того, что они редко с нами обедают, — сказал Халецкий, и в голосе его под налетом иронии мне слышна была радость и гордость за «двухметровых троглодитов», и я подумал, что «троглодиты» Халецкого, которых я никогда не видел, должны быть хорошие ребята.
Жена ушла на кухню, а мы уселись за стол, и Халецкий придвинул к себе стопку бумаги и толстый цанговый карандаш с мягким жирным грифелем.
— Так что там слышно с андаксином этим самым? — спросил я.
— Ну, андаксин это я для примера назвал, дабы вам понятнее было, что это такое. — Халецкий короткими легкими нажимами рисовал на бумаге пса. — Но андаксин или элениум относятся к группе «малых» транквилизаторов. А вещество, исследованное нашими экспертами, — «большой» транквилизатор…
Пес на рисунке получался злой, взъерошенный, и выражение его морды было одновременно сердитое и испуганное.
— А чем они отличаются — «большой» от «малого»?
— В принципе это совсем разные группы химических соединений. «Малые» транквилизаторы относятся к карбоматам, а «большие» — к тиазинам.
Халецкий поправил кончиком карандаша дужку золотых очков, отодвинул листок с разозленным псом в сторону и стал рисовать другого пса. Он был сильно похож на первого, но рожа у него была умильная, заискивающая, а хвост свернулся колбаской.
— Я буду вам очень признателен, если вы оторветесь от своих собак и объясните мне все поподробнее, — сказал я вежливо. — Меня сейчас собаки не интересуют.
— И зря, — спокойно заметил Халецкий. — Я это рисую для вашего же блага, ибо не надеюсь на ваше абстрактное мышление. Ведь вы, сыщики, мыслите категориями конкретными: «украл», «побежал», «был задержан», «показала»…
— Благодарю за доверие. — Я поклонился. — Отмечу лишь, что мои конкреции дают пищу для ваших абстракций…
Халецкий засмеялся.
— Сейчас, к сожалению, все обстоит наоборот: из моих туманных абстракций вам предстоит материализовать какие-то конкреции, и я вам заранее сочувствую. Дело в том, что и «большие» и «малые» транквилизаторы объединяются по принципу воздействия на психику. О малых — элениуме, андаксине, триоксазине вы знаете сами, а «большими» лечат глубокие расстройства — бред, депрессии, галлюцинации. Из «больших» наиболее известен аминазин.
—
— При том, что если разъяренной собаке в корме дать таблетку триоксазина, то она сразу же станет ласковой, спокойной и веселой.
— Так это же в корме! Если вы мне сейчас дадите маленько корма, я и без лекарства стану ласковым и веселым.
— Это я по вашему лицу вижу. Но разница в том, что собака впадает в блаженство от лекарства и без корма.
— Понятно. Так что — Позднякову дали здоровую дозу аминазина?
— Вот в этом вся загвоздка. Наши химики обнаружили в пробке вещество, не описанное ни в одном справочнике, — это не просто «большой» транквилизатор, это какой-то тиазин-гигант. В принципе он похож на аминазин, но молекула в шесть раз больше и сложнее. Короче, они затрудняются дать категорическое заключение об этом веществе.
— А что же делать?
— Дружить со мной, верить в меня.
— Я вам готов даже взятки давать, Ной Маркович.
— Я беру взятки только старыми почтовыми марками, а вы слишком суетливый человек, чтобы заниматься филателией. Поэтому я бескорыстно подскажу вам, что делать.
— Внимаю пророку научного сыска и филателии.
— Поезжайте завтра с утра в Исследовательский центр психоневрологии, там есть большая лаборатория, которая работает над такими вещами. Они вам дадут более квалифицированную консультацию, да и в разговоре с ними вы сможете точнее сориентироваться в этом вопросе…
В прихожей раздался звонок, хлопнула отворяемая дверь, и две молодые здоровые глотки дружно заорали:
— Мамуленька, дорогая — мы с голоду подыхаем!..
По-видимому, явились «троглодиты»…
ГЛАВА 4
Исследовательский центр оказался современным модерновым зданием — сплошь стекло и пластик. Издали он был похож на аэропорт, а внутри на зимний стадион. Стекло было кругом: стеклянные витражи, стены, часть потолков, и только турникет за стеклянными дверьми у входа был металлический. Турникет казался частью тела вахтера, усовершенствованным продолжением его корявого туловища, блестящим окончанием рук. Он внимательно рассматривал мое удостоверение, читал его снова и снова, как будто надеялся в нем найти что-то такое, что разрешило бы ему меня не пропустить. Но пропуск был заказан, и в удостоверении, наверное, оказалось все нормально, потому что он сказал:
— Ну что ж, проходите. — И в голосе его плыло сожаление.
Вверх по лестнице — два марша, бесконечный коридор, поворот направо и стеклянная дверь с надписью: «Секретарь». Я всегда заново удивляюсь тому, что на двери руководителя никогда не пишут его фамилию; на приемной указано «секретарь», будто секретарь и является здесь самой главной фигурой, а имя Того, Чей вход она охраняет, и вообще лучше не называть.
В этом стеклянном аквариуме царила сказочная тропическая рыбка. Рыбке было лет двадцать, и выглядела она очень строгой. И оттого, что она была строгой, казалась еще моложе и красивее. Я поздоровался с ней и сказал: