Искатель. 1977. Выпуск №5
Шрифт:
Пан сел было за проектор, но над дверью заливисто залопотал звонок.
Карагодский вошел, сияя очками, торжественный и суровый.
— Извините, Иван Сергеевич, за вторжение, но нам необходимо побеседовать совершенно конфиденциально. Обстоятельства складываются так, что я вынужден принять кое-какие меры. Я хотел бы предварительно согласовать их с вами. Хотя бы для того, чтобы у нас не возникло никаких недоразумений.
Пан сузил глаза, В последнее время он начал испытывать к академику если не расположение, то уважение. Из-под маски всезнающего метра
Но сейчас Карагодский ему не понравился.
— Я вас слушаю, Вениамин Лазаревич.
— Вы смотрели энцелокинограмму Нины Васильевны?
— Да, смотрел.
— И что вы скажете по этому поводу?
Пан пожал плечами, слегка удивленный:
— Пока, наверное, ничего не скажу. Ее надо расшифровать. И разумеется, с помощью самой Нины. Во всяком случае, это очень ценный документ.
— Ценный документ? Пожалуй, вы правы, — Карагодскии хмыкнул, — Только расшифровывать там нечего. Я только что просмотрел все с начала до конца. Нина Васильевна тяжело больна.
— Что-что?
— Да. Я смею утверждать, что вся эта пленка — запись типичного параноического бреда, вызванного глубоким психическим потрясением и постоянной близостью дельфина. Именно вы, Иван Сергеевич, довели ее до такого состояния — вашими сумасбродными теориями, всякими пента-сеансами и прочей чепухой. Вы толкнули ее на опрометчивый поступок, едва не закончившийся трагедией, и даже сейчас после всего вы продолжаете потакать ее галлюцинациям вместо необходимого лечения, чем усугубляете и без того тяжелое состояние…
— Послушайте, что за чушь вы несете?
— Чушь?
Карагодский медленно залился краской, сунул руку в карман и, потрясая бумагой перед лицом Пана, закричал неожиданным фальцетом:
— Данной мне властью я запрещаю вам продолжать опыты! Слышите! Запрещаю!
— Простите, — Пан пружинисто встал перед Карагодским. — Простите, Вениамин Лазаревич, я вас не понимаю. Вы говорите не на том языке. Вы говорите на языке давно умершем и, как я думаю, давно позабытом. Этот язык изобрели мелкие хищники, которые пытались превратить науку в услужливую домработницу. Нет этих хищников, они давно вымерли, их трупы сгнили на мусорной свалке истории — только вот язык нет-нет да и оживает. «Данной мне властью…» Какой властью? Кто вам ее дал?
— Я говорил с Москвой. Я описал цель и направление вашей работы, суть и значение ваших «экспериментов» с ваших же собственных слов. Вот радиограмма… «В связи с чрезвычайными обстоятельствами… временно прервать исследования по программе профессора Панфилова… научно-исследовательское судно «Дельфин», аппаратуру и подопытного дельфина по кличке Уисс передать в распоряжение академика Карагодского… всем научным работникам всемерно помогать выполнению программы академика Карагодского…»
— Ясно. Сдавать, значит, по инвентарной описи: «кресла мягкие — две штуки, дельфин по кличке Уисс — одна штука, профессор Панфилов — один…» А что за
— Можно. Дельфины в последние дни повсеместно отказываются загонять рыбу, покидают ШОДы в массовом порядке. Дельфиньи стада уходят от берегов в открытое море. Государственный план по отлову морской и океанической рыбы под угрозой срыва. На ноги поднят весь аппарат Д-Центра. Это результаты ваших экспериментов, — добавил Карагодский, значительно понизив голос, — Моя задача — как можно скорее принять конкретные меры…
А Пан забыл о споре, гнев слетел с него, как шелуха: он замаячил по привычному маршруту между тахтой, столом и дверью, бормоча:
— Даже так… Это уже серьезно… Хотя и следовало пред полагать…
— Я жду, Иван Сергеевич, — процедил Карагодский, поджав губы.
— Чего? Чего вы ждете? Объяснения причин? Да они перед вами как на ладони, причины эти, вы их только не хотите принимать. Представьте на минуту себя дельфином в вашем собственном ШОДе, где вас, академика, какие-то существа учат гонять рыбу — и только. Сначала вам будет даже забавно, а потом — потом захочется настоящего дела. И еще поройтесь в памяти — не произошло ли за прошлые дни чего-либо из ряда вон выходящего?
— Стрельба в Атлантике?
— Когда надо, вы удивительно догадливы. Что вы будете делать на месте дельфина, если вдруг выясните, что сотрудничество с человеком не только скучно, но и смертельно опасно?
— Довольно. Надо действовать — и незамедлительно. От нас ждут реальной помощи. Я пришел поставить вас в известность, что с сегодняшнего дня я вступаю в права руководителя экспедиции… Если вы не согласны…
— Согласен. Вступайте. Передаю вам корабль, аппаратуру, себя, своих сотрудников… Одна тут закавыка… Не знаю, под каким номером числится этот предмет в вашей инвентарной книге — «дельфин по кличке Уисс» — так вот вышеназванный дельфин исчез. В неизвестном направлении. И судя по всему, вряд ли сюда возвратится.
— Вы… вы это серьезно?
— Вполне.
Карагодскому стало жарко, несмотря на открытые иллюминаторы. Он почувствовал, что воротник рубашки слишком туго стягивает шею.
— Вы… вы ответите за это.
— Да, Я отвечу. Отвечу громко и внятно на все вопросы, которые мне зададут. Потому что у меня есть на них ответы… А вот вам отвечать будет нечего. Вы заблудились, Карагодский. Вы так часто прикрывали важными словами свои личные выгоды, что сами поверили в свою незаменимость и всемогущество…
За трое суток до этого разговора, пролетая над Саргассовым морем, пилот рыборазведчика «Флайфиш-131» Фрэнк Хаксли услышал сильный удар грома. Он удивленно посмотрел вверх, в ослепительно чистое, дочерна отлакированное ночное небо, увешанное пышными гроздьями южных звезд, и спросил через плечо радиста:
— Бэк, ты слышал? Что это могло быть?
— Не знаю. Метеор, наверное, глянь вниз…
Они летели низко, и Хаксли хорошо разглядел подчеркнуто белый на черной воде опадающий фонтан светящегося пара.