Искатель. 1982. Выпуск №4
Шрифт:
— Догадываюсь. В Ашукнискую.
— Как вы угадали, товарищ полковник?
— А много ли в Москве крупных фирмачей осталось? Безухов на пляже в Пицунде пузо греет, Корольков на собственной даче отлеживается. Ведь осудили-то его без конфискации имущества. И оба уверяют нас, что «завязали» напрочно. А и ни тому, ни другому не верю.
Саблин воспользовался наступившей паузой.
— Разрешите вопрос, товарищ полковник?
— Пожалуйста.
— Где и как будет произведена развязка
— Думаю, на даче у Короля. Вместе с товаром и с деньгами.
Корольков встретил Лысого на терраске, откуда он командовал Полиной, домработницей, собиравшей ему с грядок доспевшую клубнику. Стоял он в одних тросах в позе штангиста-тяжеловеса, готового поднять рекордный вес.
— Здоровеньки булы! — приветствовал он идущего от калитки Одинцова.
— Ты один? — спросил Одинцов.
— Кроме укротительницы Полины, мы одни в джунглях.
— Есть разговор, — предупредил Одинцов.
— Что ж, отправим Полину на кухню, а сами займемся клубникой. Она ускорит работу мысли.
Он выслушал рассказ Одинцова об иконе, не перебивая и не комментируя, и только, когда тот умолк, спросил:
— Где икона?
— Пока у меня.
Воспользовавшись паузой, Одинцов рассказал о происхождении иконы, как она была пожертвована протоиереем своей сожительнице, как попала в руки Востокову…
— Значит, угрозыск в курсе?
— Там о ней знают, но никто не видал.
— Сколько он хочет?
— Пятьдесят тысяч. В советских ассигнациях.
Корольков усмехнулся, только в усмешливостн уже не было недоверчивости.
— Похоже на правду. Только ты почему-то умолчал о комиссионных… Сколько?
— Процентов двадцать.
— Почему ж так много?
— Потому что я не один.
— Сколько жуликов развелось!
— Хорошо жить всякий хочет.
Корольков внимал серьезно, говорил серьезно, ироническая ухмылочка исчезла.
— К тебе, Лысок, нет претензий. С липой или с каким-нибудь еще дерьмом ко мне не поедешь. Теперь жду с товаром. Кто еще в доле?
— Климович и один его корешок из гостиницы.
— Корешка можешь не привозить. С него и пятисотки достаточно. Климович — жук покрупнее. Его возьми. И вашего попа с иконой.
— Он не поп.
— А мне все равно: я неверующий. В общем, завтра после обеда.
Все приехали почти одновременно. Час в час. Все знали друг друга, знакомиться пришлось только Востокову. А чувствовал он себя неловко, даже страшновато, пожалуй. Апломб его как дождем смыло. Чемоданчик свой он поставил у ног и даже отойти боялся. Нашелся только хозяин. Присмотревшись к Андрею, он первым начал разговорное интермеццо.
— Ну, чаи, товарищи, распивать не будем. У меня для знакомства старое бургундское приготовлено. Импортное.
Востоков
— А вашу икону поставим на диван. Недалеко и всем видно, — сказал он.
Но когда свет из двух окон охватил икону, Корольков помрачнел и щеки его еще более опустились. Он вышел из-за стола, почти бесшумно, на цыпочках обошел ее, подошел ближе, снова отошел.
— «Нерукотворный Спас», — прошептал он.
— Почему нерукотворный? — спросил Климович.
— Не сотворенный руками, а чудом запечатленный. Так, по крайней мере, утверждает легенда.
Помолчали, выжидая, что еще скажет Король. Он, все не отрываясь, смотрел на икону. Одинцов не выдержал.
— Что скажешь? — взорвался он. — Ждем твоего заключения, мастер.
— Не Рублев. Слишком резкая контрастность. И нет рублевских высветленных тонов. Больше похожа на феофановскую школу. Хотя и не подлинник… Скорее смесь Рублева и Грека. Подражание византийской палитре. На какой сумме настаиваете?
Андрей опустил глаза, заметил бургундское и выпил.
— Позавчера просил пятьдесят, — сказал он. — Но цены растут.
— На сколько же они выросли? — На двадцать пять минимум.
— Столько вам за эту мазню никто не даст.
— Наши не дадут. Но можно найти подходящего клиента.
— Иностранца? Так у нас с ними контакта нет. И вам его не рекомендую. По исправительной колонии скучаете?
— Поставлю условие: не валютой.
— Кому вы будете ставить условия? Если не возьму я, вы никого не найдете. И учтите. Вам еще придется выплатить двадцать процентов комиссионных.
— Кому?
Корольков показал на соседей.
— Вот им. Полагаю, что они не из любви к вам покупателя подыскивали.
— С какой стати я буду с ними делиться?
— Заставят.
Андрей все еще держал икону в руках, Положил на стол. Задумался.
— Хорошо, — сказал он. — Комиссионные вы сами им выплатите.
— Ладно. Мы не на рынке.
Корольков, даже не взглянув на икону, положил ее в правый ящик стола. В последний раз блеснул солнечный лик Христа. На фоне всеобщего молчания открыл ящик, полный пятидесятирублевых купюр.
— Считайте.
Андрею было неловко считать у всех на глазах банковские тысячные упаковки, А Корольков, усмешливо наблюдая за ним, добавил:
— Без ошибки. Вчера ровно пятьдесят с текущего счета снял. Ваш «атташе-кейс» не запирается? Так заприте.