Искатель. 1982. Выпуск №5
Шрифт:
— Хорошо, — согласилась Лисицкая. — Только давайте время наметим такое, чтобы обоим удобно было, да и девочки не так были загружены. — Ирина Михайловна, словно ставя точку на этом вопросе, попросила: — У вас минералочки не найдется? А то при этой духоте…
— Ради бога. — Федотов подошел к холодильнику, достал бутылку нарзана. Спросил на всякий случай: — Может, вам не особенно холодной? Не дай бог, горло застудите.
— В такую-то жару?! — удивилась Ирина Михайловна. — Да сейчас прямо со льдом пить надо.
— Можно и
— Нет, нет. Позвольте, я сама за вами поухаживаю, — опередила его Лисицкая и метнулась к холодильнику. Она открыла дверцу, профессиональным, наметанным взглядом окинула пустую емкость, где, кроме нескольких бутылок нарзана да сока манго, больше ничего не было, укоризненно повернулась к помполиту: — Чего же это вы, товарищ первый помощник капитана, словно бобыль какой живете? Ни вина, ни коньяка нет. Разве так можно?
— Не пью.
— Да при чем здесь «пью» или «не пью»? — возмутилась Лисицкая. — К вам гости приходят.
— Если нужно будет, я достану.
— Да о чем вы говорите! — всплеснула руками Ирина Михайловна. — «Он достанет». Да зачем доставать где-то, если я вам сейчас принесу две-три бутылочки прекрасного «Наполеона».
С этими словами она шагнула к двери, но Федотов остановил ее, сказал нахмурясь:
— Вы простите меня, Ирина Михайловна, за резкость, но чтобы подобный разговор был у нас с вами в последний раз. Если мне надо кого-нибудь угостить, я угощу, но носить мне из ваших запасов коньяк или что-либо еще запрещаю. Простите еще раз за, может быть, излишне резкий тон.
— Ничего, пожалуйста, я же как лучше хотела… — Она обидчиво поджала губы, пожала плечами. — Извините.
Ирина Михайловна шла по длинному, выстланному ковровой дорожкой переходу, и на душе скребли кошки. Дело было даже не в том, что «этот чистоплюй Федотов», как за глаза называла она помполита, отказался от предложенного коньяка — он и прежде отказывался, — нет, тут было другое, более серьезное, страшное.
Еще утром ее напугал телефонный звонок. Низкий мужской голос спросил:
— Простите, с кем имею честь?
— Что за идиотизм? — взъярилась Ирина Михайловна.
— Мне Лисицкую, — не обращая внимания на ее возмущение, скорее потребовал, а не попросил неизвестный абонент.
— Я у телефона.
— Около вас никого нет, кто бы мог услышать наш разговор? — продолжал задавать вопросы тот же низкий голос.
Ирина Михайловна невольно обернулась, словно за ее спиной мог стоять еще кто-то, но затем спохватилась, крикнула:
— Послушайте, какого черта?! Или говорите, что вам надо, или…
Телефонная трубка какое-то время молчала, затем спросила:
— Я надеюсь, вы Арона Марковича Часовщикова знали?
Лисицкая, ожидавшая услышать все, что угодно, но только не это, дернулась, словно по ней пропустили заряд тока. В первую секунду
— Знаете что… Идите вы…
Она не успела договорить, как все тот же низкий мужской голос перебил ее:
— Часовщиков был моим человеком. Итак, я вас спрашиваю: вы знали его?
— Ну? — выдавила из себя Лисицкая. — Только почему «был»?
— Вот об этом у нас с вами и пойдет речь, — уже более спокойно ответил неизвестный абонент и добавил: — Теперь слушайте меня внимательно, так как это в ваших же интересах.
Несмотря на спокойный голос неизвестного, Ирина Михайловна почувствовала, как напряглась ее рука, вжалась в ухо телефонная трубка.
— Так вот. По вашей рекомендации Часовщиков встретился с неким одной вам известным человеком, который якобы сбывал крупную партию золотых монет.
Невольно для себя Лисицкая отметила, что тот неизвестный человек сказал «золотых монет», а не рыжевья, как бы выразился любой барыга или фарцовщик, и от этого стало еще тревожнее и беспокойнее на душе.
— Так вот, после того, как они встретились в присутствии вашего шофера, то есть таксиста Парфенова, и окончательно договорились о цене, Часовщиков позвонил мне из дома, и я дал «добро» на покупку всей партии. После этого он пропал неизвестно куда, а вчера выяснилось, что он убит. Что вы можете сказать по этому поводу?
Ошарашенная страшной вестью, Ирина Михайловна уже не слышала последнего вопроса — перед глазами, словно видение, возник Монгол и толстенная пачка сотенных, небрежно рассыпанных по столу. «Так вот почему он был таким щедрым!..»
Лисицкая вспомнила, что у нее в руке телефонная трубка, спросила заикаясь:
— Да, да, я вас слушаю? Так чего вы…
— Это я вас слушаю, — перебил ее голос, — и спрашиваю: что вы можете сказать мне по этому поводу?
Низкий ровный голос пока что не угрожал ей, не стращал, только спрашивал, правда, тон его стал чуть более резким, и от этого ей стало почему-то особенно страшно, и она попыталась оправдаться, на какой-то миг забыв о бесценной броши, на которую сама навела этого «скота, подонка, не имеющего за душой ни капли совести».
— Видите ли, — заторопилась Ирина Михайловна, — я этого торгаша узнала совершенно случайно. Он сам на меня вышел. Предложил рыжевье. Мне-то оно ни к чему, вот я и переправила его Часовщикову. Если бы я…
— Меня это не интересует. Рекомендовали его вы, и отвечать за пропавшие деньги будете тоже вы.
— Но почему?.. — искренне возмутилась Лисицкая. — Ведь я же…
— Оставим эти «я же, вы же»! — оборвал ее голос. — Надеюсь, сумма, которая была запрошена за монеты, вам известна. Так вот, если вы мне ее не возместите, то пеняйте на себя. Арон меня больше не интересует. А вот деньги, до последней копейки, чтобы были переданы мне сразу же после этого вашего рейса. «Крым», кажется, сегодня отходит?