Искатель. 1982. Выпуск №5
Шрифт:
Видевший все это Парфенов резко крутанулся к нему, с ужасом глядя на неподвижное, мешком обвалившееся тело старика: — Ты что?! Зачем?..
— Заткнись! — выдохнул Монгол и бросил ему несколько сторублевок. — Это тебе. Смотри, если Ирине проболтаешься…
Он торопливо собрал деньги в ненужный теперь Часовщикову портфель, жадно затянулся сигаретой, сказал глухо:
— Давай-ка жми к какому-нибудь укромному месту… Надо этого хмыря сбросить…
VIII
У причальной стенки, где стоял «Крым», было по-праздничному
Лариса Миляева, злая и растерянная, остановилась у трапа, отдышалась. Хотелось заплакать, пожаловаться кому-нибудь, но ничего… она сейчас все выскажет Ирке. Все! Она плюнет в ее холеную морду и пошлет к черту! А там будь что будет.
Вахтенный, симпатичный высокий парень в форменной рубашке, вызвал по ее просьбе Лисицкую, и, пока Лариса ждала, злость начала понемногу проходить и только какая-то безысходность заполняла грудь. Наконец появилась Ирина. Лариса, остановившись взглядом на ее поджаром теле, круглых бедрах и в меру полных ногах с красивыми коленками, невольно сравнила Ирину с собой и с завистью подумала, что, несмотря на двадцатилетнюю разницу, это сравнение явно не в ее пользу. Недаром мужчины так льнут к Ирке.
Улыбнувшись вахтенному, Лисицкая кивнула на Миляеву, попросила:
— Коля, будь любезен, пропусти ее, пожалуйста.
От этого «пожалуйста» в груди Ларисы опять начала расти злоба, и, миновав вахтенного, она почти прошипела в лицо Лисицкой:
— Ты что, всегда здесь такая? Перед каждым — «будьте любезны», «пожалуйста»?
— В людях культуру воспитывать надо. Тебе бы тоже неплохо кое-чему поучиться, — оборвала ее Лисицкая.
Лариса не выдержала, сказала громко:
— Помню, ты меня другому учила.
— Заткнись! — Ирина Михайловна почти впихнула ее в длинный коридор, сказала зло: — Пошли ко мне. Там поговорим.
Лариса не раз была в этой красивой каюте, пол которой устилал огромный толстый ковер, а на переборках висели безделушки и резные маски, купленные в круизных поездках.
Лисицкая села в глубокое кресло, устало вытянула ноги. Кивнув Ларисе на стул, спросила коротко:
— Ну?
— Дай закурить сначала. — Взяв с журнального столика пачку «Аполлона», Лариса дрожащими пальцами выбила сигарету, нервно крутанула колесико зажигалки. Глубоко затянувшись, закашлялась, сквозь кашель произнесла глухо: — Сегодня мне из милиции звонили.
— Что-о?
— Ничего. Из милиции звонили. Я только домой пришла, а тут звонок. Сначала спросили Надю… И знаешь, меня будто током шибануло — говорю, что такая, мол, тут не проживает. Тогда спросили, знаю ли я Корякина.
— Ну?!
— Чего «ну»? Я, естественно, сказала, что не знаю. Тогда эта женщина сказала, что она майор милиции Гридунова и завтра в одиннадцать утра будет ждать меня у себя в кабинете. Ой, Ирка, что же будет?!
Скапливающийся страх разом выплеснулся в истерику, Лариса ткнула сигарету в пепельницу, грудью упала на столик.
— Дура. Дура я! Мамочка, что же я наделала? Если меня посадят, то Сережку в приют заберут. А я помру,
Лисицкая, переваривая услышанное, молча сидела в кресле, и только лихорадочный блеск зеленых глаз выдавал ее волнение.
Неожиданно Лариса вскинула голову, с ненавистью посмотрела на Ирину:
— А все ты… Ты-ы! Я ненавижу. Ненавижу тебя! Ты и вчера меня с Монголом свела. Думаешь, я дура? Не поняла, что он сбежал…
— Заткнись! — Лисицкая легко поднялась с кресла, налила воды в стакан, сунула его Ларисе. — Выпей да сопли вытри. Грешница кающаяся… Не ты ли мне ноги целовала, когда двухкомнатный кооператив купила? А все эти шмотки?.. Раньше ты их имела?
— Плевала я на кооператив и шмотки! От меня муж ушел. Мне страшно. Всегда страшно-о-о. Я водку пью-у ночью!
— Муж… — криво усмехнулась Лисицкая. — Что ты видела от этого алкоголика? Сто рублей в месяц да скандалы по воскресеньям? Да от такой жизни повеситься можно было.
— Ну и пусть, пусть сто. Зато он мой был и Сережку любил. Сереженька-а… — Ее спина опять затряслась от рыданий, она упала головой на руки.
— Все! Хватит выть. — Лисицкая резко встряхнула Ларису за плечи. — Говори толком, о чем еще спрашивали.
Лариса выпрямилась на стуле, ладонью вытерла глаза. По лицу грязными полосами размазалась тушь с ресниц.
— А чего говорить? В одиннадцать велели быть в милиции.
— Странно… Ты вот что: умойся и жди меня на пирсе.
Проводив Миляеву, Лисицкая почти без сил упала в кресло. Надо было как следует обдумать создавшееся положение. Впрочем, здесь нечего было и думать. Вывод был один: ОБХСС «замела» этого парня из «Березки» — Корякина — и он, видно, раскололся. «Ах падаль! — кляла его Ирина. — Сам тонешь, так зачем же других топить. И я тоже, дура, телефон этой идиотки дала!»
Неожиданно дверь приоткрылась, в каюту заглянул Вася Жмых. Увидев Ирину, которая даже головы не подняла при его появлении, саксофонист расшаркался, спросил сочувственно:
— Заболела, что ль?
Ирина Михайловна сморщилась, словно от зубной боли, процедила сквозь зубы:
— Знаешь, не до тебя сейчас. Извини, дела.
— Да, да, конечно, — закивал головой Жмых и быстро прикрыл дверь.
«Так что же все-таки с Корякиным? Если замели серьезно и он дал телефон этой дуры, тогда крути не крути, а ее могут вызвать на опознание. Черт! Монгола-то она видела… Что же делать? Что? — вихрем неслось в голове. — А впрочем?.. Что, собственно, он может показать? То, что валюту у нее купил? Так попробуй докажи…»
В «Березке» народу было мало. Убедившись, что Корякина за прилавком нет, Лисицкая и Лариса подошли к молоденькому продавцу.
— Вы нам Корякина Сашу не позовете? — улыбнувшись, попросила Лисицкая.
Скучающий было парень сразу оживился.
— Честное слово, рад бы, но…
— Заболел? — с надеждой в голосе спросила Лариса.
Парень замялся.
— Не-ет… понимаете ли… загребли его.
— Сашу?! За что?
Продавец усмехнулся.
— За что?.. Влип, видно.