Искатель. 1982. Выпуск №6
Шрифт:
— Вы ее любите?
Рыбник вскинул глаза. Словно не понимая вопроса, замигал рыжими ресницами.
— Люблю?.. Да. Очень.
— Вы из-за нее с женой развелись?
Он молча кивнул.
— М-да… Эдуард Самуилович, а все-таки скажите, зачем вы пытались оклеветать Сербину?
Рыбник неожиданно вскинулся, его глаза загорелись сухим блеском. Он судорожно сжал пальцы в кулак.
— Я ненавижу! Ненавижу ее. Их всех! Это они… отрывают Ирину от меня. Они таскают ее с собой по ресторанам. Я проследил. Я все выследил.
— Но ведь
— Ну и что?! Все равно.
— Эдуард Самуилович, а у Ирины Михайловны есть еще подруги? Ну-у, наподобие Сербиной, — осторожно спросила Гридунова.
— Есть?.. — Рыбник криво усмехнулся. — Табуном вьются вокруг нее. Одной достань то, другой это.
— Вы бы не могли назвать их?
— С радостью. — Он в возбуждении закусил губу, его глаза мстительно блеснули. — Лариса Миляева, Альбина… как ее…
— А блондинок среди них нет, лет тридцати?
— Блондинок?.. — Рыбник задумался, покачал головой. — Вроде бы нет. Лариска одна. Но ей до тридцати еще далеко.
В тех же стоптанных туфлях и стареньком платье Лариса постучалась в дверь комнаты, куда ее попросил прийти следователь Лукьянов, который вел дело Корякина. Вчера вечером он позвонил ей домой и, сказав, что требуется ее подпись под протоколом, попросил быть в десять утра. Успокоившаяся за последнее время, Лариса все же сочла нужным размочалить прическу и вытащить на свет божий спасшее ее в прошлый раз тряпье.
Следователь положил на стол протокол ее первого допроса, на котором действительно не было подписи, сказал, чтобы она внимательно прочла его и расписалась, и вышел из кабинета, оставив дверь приоткрытой.
…Гридунова подвела Рыбника к двери. Он остолбенело остановился при виде склонившейся над протоколом Миляевой.
— Что, вам знакома, эта девушка? — спросила, тихо.
— Знакома?.. Стервы кусок. Чего это она так вырядилась? — удивился Рыбник. — Прямо-таки сирота казанская.
«Растяпа… Обвести вокруг пальца. — Нина Степановна сморщилась, как от зубной боли. — Как же это я?..» — Спросила для успокоения совести:
— А что, обычно она выглядит иначе?
— О чем вы говорите! — возмутился Рыбник. — Она же парикмахер. На ней всегда прекрасная укладка. А с заграничными шмотками она, по-моему, даже ночью не расстается.
— Ясно. Ну, спасибо, Эдуард Самуилович. Вас сейчас проводят ко мне в кабинет, обождите меня там.
В это время Миляева дочитала протокол, виновато улыбаясь, спросила появившегося на пороге следователя:
— Где расписаться?
— Вот здесь.
Тихо вошла Гридунова, кивнув Лукьянову, села напротив Миляевой, внимательно осмотрела ее. «Ишь ты! — удивилась она. — Хоть мордашка и приятная, но интеллект… Интересно, куда бы тебя отнес Ломброзо? Явно-о, явно недоразвитый тип. А как провела! Ишь ты! Интересно, кто же за твоей спиной стоит, девочка?»
Почувствовав на себе взгляд, Лариса подняла голову, улыбнулась искательно.
— Здравствуйте. —
«Ишь ты! Пастушка-простушка… Парень напутал…» Нина Степановна взяла протокол, пробежав глазами титульный лист, спросила:
— Вы же парикмахер, Лариса?
— Да. — Обрадовавшись перемене разговора, Миляева закивала головой. — Меня даже на дом приглашают.
— Почему же вы ходите в таком виде?
Миляева сжалась, в ее глазах промелькнул страх.
— Я… Понимаете… ребенок маленький. Сережа. Для себя времени не хватает…
— Нехорошо, нехорошо, — дружески пожурила ее Гридунова. — Одеваться надо получше. Поди, не бедно живем, а?
— Да-да, конечно, — закивала головой Лариса. — Только кооператив… Вы знаете, все деньги и силы высосал. А мужа нет, алименты маленькие…
— Давно разошлись?
— Год уже.
— Пил?
— Как вам сказать, — пухлая губка Ларисы едва заметно дрогнула. — Не очень. Как все.
— Разлюбили?
— Н-нет, — ее голос стал глухим. — Не знаю.
— Бывает…
— У вас мальчик? — спросил Лукьянов.
— Да. Сережа. — Миляева повернулась к следователю, ее лицо оживилось. — Знаете, смышленый такой.
— Муж навещает?
— Да. Конфеты приносит. В позапрошлую неделю торт купил. Ленинградский.
— А вы не думаете опять сойтись? — спросила Гридунова.
— Сойтись? — Ларисины глаза радостно блеснули, потом вдруг потухли, она склонилась над столом, сказала едва слышно: — Если простит.
— Ну ладно, Лариса. Не будем вас больше мучить. А с мужем сойдитесь. Раз к сыну ходит, значит, и вас любит.
XVI
Парфенов был дома, когда в дверь позвонили.
— Мам, — кликнул он. — Пойди посмотри, кого там принесло.
Шаркая подошвами стареньких, сбитых тапок, мать вышла в прихожую, спросила:
— Кого надо?
— Водопроводчик это. — Жэковский слесарь, приглашенный оперативниками на случай взламывания двери, от волнения забыл, что говорить дальше. — Эта… на этаже воды утечка, ходим вот, проверяем.
— Ходим… То вас не дозовешься, то «ходим»… — недовольно пробурчала мать Николая и загремела дверным засовом.
Парфенов вдруг увидел, как в тесную прихожую быстро вошли какие-то неизвестные.
Парфенов, обычно туго соображавший, на этот раз сориентировался мгновенно: подскочил к двери, захлопнул ее, подпер стулом. Со стороны прихожки на дверь тут же навалились, кто-то сказал властным, спокойным голосом:
— Откройте, Парфенов.
Слышно было, как тихо заплакала мать.
Николай рванулся к серванту, сдвинул его; схватил запыленный бумажный пакет, метнулся от серванта к балкону. В это время дверь с треском распахнулась, наперерез ему бросился кто-то, схватил за ворот рубашки. Оскалившись, Парфенов замахнулся на оперативника и вдруг охнул, хватая ртом воздух.