Искатель. 1982. Выпуск №6
Шрифт:
Откуда-то издалека донесся голос следователя. Кажется, он сказал, что сейчас будет проводиться опознание, и напомнил, как себя вести. Лариса сжалась, почувствовала, как из-под ног начинает уходить пол. Стало трудно дышать. Путаясь в застежках, начала расстегивать кофточку. Увидела, как Лукьянов снял телефонную трубку, сказал: «Введите». Со страхом уставилась на дверь. Два конвоира ввели похудевшего Корякина. Лариса почувствовала, что сейчас потеряет сознание. В голове молнией пронеслось: «Сережка! Сиротой останется». Что-то сказал следователь. Лариса сквозь обволакивающий туман увидела, как Корякин сделал
— Вот… Вот эта девушка. Вторая справа. Это она была с подругой и продала мне валюту.
— А вы знаете, Лариса, повстречай я вас на улице в таком шикарном виде — не узнала бы. Ну, будет слезы лить. — Нина Степановна налила в стакан воды. — Выпейте. Полегчает.
Лариса дрожащей рукой взяла стакан, лязгнула зубами о стекло.
— Ну, я буду вас опрашивать или сами чистосердечное признание напишете? — спросила Гридунова.
— Я… я не смогу сейчас, — глотая слезы, выговорила Лариса. — Я п-плакать буду.
— Хорошо. Оставим это на потом, а сейчас скажите мне: вы сами придумали этот маскарад с переодеванием?
— Нет. Что вы? — испугалась Миляева. — Это Ирина.
— Лисицкая?
— Да.
Нина Степановна внимательно посмотрела на нее, сказала:
— Вы извините меня, Лариса, я хочу вам только добра, но вы, мягко говоря, пешка в чьих-то руках, и вас использовали в своих целях. Давайте договоримся говорить только правду.
Размазывая по щеке черные от краски слезы, Лариса согласно кивнула.
— Вы когда-нибудь перекупали или продавали валюту?
— Нет. Нет-нет. Ирина мне не доверяла этого.
— А Рыбник?
— Да, Эдик торговал. Но он тоже не сам. Ирина обычно посылала его и писала на бумажке, что сколько стоит.
— Откуда у нее валюта?
— Ну, она же в загранку ходит. В каком-то порту, кажется, в Греции, магазинчик хитрый есть, там с удовольствием принимают наши червонцы. А если не нужен товар — это Ирина раз спьяну мне говорила, — так предложат в обмен доллары. Они там почти один к одному с нашими деньгами дают.
— А Лисицкая, значит, уже перепродает валюту в десятикратном размере?
— Да, — утвердительно кивнула Миляева. — Товар-то труднее спрятать.
— Лариса, а вы всех «деловых» знакомых Лисицкой знаете?
— Вроде бы.
— А вот эту блондинку не припомните? — Нина Степановна достала фоторобот Акулы и положила его на стол.
Миляева долго рассматривала фоторобот, потом виновато пожала плечами, сказала, словно оправдываясь:
— Н-нет, не помню. — Она протянула фоторобот Гридуновой, но в последний момент задержалась на нем, добавила неуверенно: — Знаете, чем-то это лицо на Ирину похоже. Есть что-то общее. Но вот прическа… Понимаете, ко мне иногда приходят женщины, ну-у лет под сорок пять и просят покрасить их и сделать такую прическу, чтобы моложе выглядеть, так вот и здесь примерно такое же. Будто это Ирина, но лет десять назад. А впрочем?.. Нет, не знаю.
— Ну хорошо, Лариса, спасибо. А теперь расскажите, как познакомились с Лисицкой, как попали под ее влияние, в общем — обо всем.
Лариса шмыгнула носом, размазала краску по лицу.
— Однажды мне позвонила подруга и попросила, чтобы я одной
— Она вас расспрашивала об отношениях с мужем, о семейных делах?
— Да. А он тогда как раз выпивал, и я была на него здорово зла. Ну Ирина успокаивать меня стала, говорила, чтобы я плюнула на мужа. Заказала еще коньяку, потом мы вино, кажется, пили, а потом к нам подсели два шикарно одетых парня.
— Это были знакомые Лисицкой?
— Да. Но об этом я узнала позже, а тогда она даже виду не подала, что знает их.
— Как звали парней?
— Одного Монгол. Это кличка такая. А второй — Колька Парфенов.
«Монгол! Так неужели Лисицкая — это все-таки Акула? Но ведь та блондинка чуть более тридцати лет. А предположение Миляевой по поводу фоторобота?.. Надо будет срочно проделать эксперимент».
Нина Степановна лихорадочно выстраивала эту новую версию, а Лариса продолжала рассказывать:
— Ну вот. А потом Ирина и говорит: проучи, мол, своего мужа, пусть поволнуется. И позвала всю компанию к себе домой. Я и поехала. — Лариса замолчала, начала крутить пуговицу на кофточке. — Ну… мы еще пили, а потом… потом я ничего не помню.
— Ну, а что все-таки было дальше?
Лариса замялась, шмыгнула носом.
— Ну через день, кажется, мне на работу позвонила Ирина и опять пригласила в ресторан. Когда я пришла, за столиком сидели еще две девушки. Я их не знала. Ирина заказала несколько бутылок вина, закуску. Правда, сама она почти не пила. Когда я была уже здорово выпивши, она и говорит: «Кадрим вон тех парней». Девчонки эти согласно кивнули, а я и спрашиваю: «Зачем? Мне дома надо быть в одиннадцать». Тогда она сказала, что ничего страшного не произойдет, если я вернусь и в пять утра. Я отказываться стала, тогда она позвонила куда-то, и через полчаса приехал Монгол. У него… — Лариса замолчала, хрустнула пальцами, — у него с собой были фотографии, где… я совсем голая и пьяная.
— Скажите, Лариса, при вас Лисицкая ходила в парике? — неожиданно спросила Гридунова.
— Н-нет.
— Вы точно это помните?
— Конечно. Никогда она не надевала парик. Да и зачем он ей — у нее такие шикарные волосы.
— М-да. Простите, что перебила. Так она что, шантажировала вас?
— Да, — уныло кивнула Лариса. — А Монгол угрожал. Говорил, что ему ничего не стоит послать эти фотографии моему мужу на работу. А если я буду послушной, то у меня будет много денег. Тогда я плакать стала. А Ирина меня успокаивала и все время говорила, чтобы я не была дурой. Ну я и согласилась…
Миляева говорила еще и еще, и перед Гридуновой в подробностях рисовалась картина человеческого падения: недалекая молодая женщина, продавшая за деньги свою честь, совесть. Развод с мужем. Всплески стыда, которые заглушались водкой, и пошло-поехало…
После допроса Миляевой Гридунова опустилась в единственное мягкое кресло, которое стояло в углу кабинета, и, прокрутив магнитофонную ленту, включила «воспроизведение».
«А вот эту блондинку не припомните?» — раздался из динамика приглушенный голос Гридуновой.