Искатель. 1987. Выпуск №1
Шрифт:
— Ничего… — Она отстранилась и с интересом оглядела меня исподлобья. — Просто спросить хотела… Ты его из соски кормить будешь или как?
Вот язва, а? Язвой была — язвой осталась. С детства.
— Так я что, перебил его у тебя? Ну забери — у себя поселишь.
— Дурак! — вспыхнув, сказала она. Повернулась и гордо унесла куда-то свой орлиный нос.
Интересно, под кого ты, Люсенька, клинья подбить решила: под меня или под Гришу? Если под меня, то предупреждаю заранее: бесполезно, я не Бехтерь, я тебя, лапушка, насквозь вижу. Тебе ведь нос чуток выпрямить —
С такими вот интересными мыслями я подошел к прессу. Только-только принял оборудование у третьей смены, как Сталевар зычно оповестил:
— Бугор на горизонте! Эх, а веселый-то, веселый!..
Я посмотрел. Действительно на каменной физиономии приближавшегося к нам Валерки Чернопятова оттиснуто было что-то вроде удовлетворенности. Он коротко кивнул бригаде и, приподняв тяжелый подбородок, остановился перед Гришей.
— Пошли, Григорий, — как бы с сожалением сказал он. — Переводят тебя от нас на шестой пресс.
Гриша беспомощно оглянулся на меня. Я отвернулся к прессу и, нахмурясь, принялся осматривать новые, недавно поставленные ножи. Потом не выдержал и, бросив ветошку, подошел к нашим.
— В чем дело? — спросил я Валерку.
— Все в порядке, — заверил он, не оборачиваясь. — На резку еще одного новичка направляют. Его мы берем себе, а Гришу отдаем шестому прессу.
— И сменный мастер знает?
— А как же! — бодро отозвался он. — Все согласовано.
— А со мной? — закипая помаленьку, проговорил я. — Со мной ты это согласовал?
С Валеркой мы не разговаривали до конца апреля. И это еще не все…
Вечером я вспомнил наконец, что хорошо бы забежать в универмаг к Ирине — объяснить, почему исчез.
Забежал, объяснил…
Домой я вернулся с твердым намерением как можно быстрее обеспечить Гришу общежитием. Хватит! Еще не спрашивали меня, с каким это бродяжкой я пронес бутылку спиртного в кафе «Витязь»! Пусть с покупателями своими так разговаривает!..
Никого не обнаружив в комнатах, я сунулся в кухню и увидел там такую картину: Гриша сидел в уголке на табуретке и неумело чистил картошку, внимательно, с почтением слушая сетования матери.
— Все с нее началось, с Наташки, — жаловалась она. — Поломала дуреха жизнь и ему, и себе. А у Миньки-то характер — сам знаешь какой! В ступе пестом не утолчешь! Из армии пришел — грозился: мол, в две недели себе жену найду, получше Наташки… И вот до сих пор ищет…
Я вошел в кухню и прервал эту интересную беседу.
— Ты картошку когда-нибудь чистил? — хмуро спросил я Гришу. — Кто так нож держит? Дай сюда…
Показав, как надо чистить картошку, я перенес низенькую, еще отцом сколоченную скамейку к печке, сел и, открыв дверцу, закурил.
— Ну и как там твоя Ирина? — осторожно спросила мать. Печь исправно глотала табачный дым черной холодной пастью.
— Какая Ирина? — нехотя отозвался я. — Не знаю я никакой Ирины.
Мать покивала, скорбно поджав губы. Ничего другого она от меня и не ждала.
— В общем, так, Гриша, — сказал я. — Насчет общежития идем завтра… А что ты на меня так смотришь? Что случилось?
— Картошка кончилась, — виновато ответил Гриша.
— Всю почистил? — обрадовалась мать. — Вот спасибо, Гришенька. Не сочти за труд — сходи во двор, ведро вынеси…
Гриша с готовностью подхватил ведро с кожурой и побежал выполнять распоряжение.
— Знаешь, Минька… — помолчав, сказала мать. — Не надо вам завтра никуда идти. Подумала я, подумала… Возьму я Гришу квартирантом. Все равно комната пустует.
Я уронил окурок, неудачно поднял его, обжегся и, повертев в пальцах, бросил в печку. Нет, такого поворота я не ожидал.
— Вежливый, уважительный… — задумчиво продолжала мать. Потом очнулась и посмотрела на меня строго. — Дать бы тебе по затылку, — сказала она, — чтобы голову матери не морочил! Какая его жена из дому выгнала? Он и не женат вовсе. Тоже вроде тебя…
ГЛАВА 5
Во дворе шевелились бело-розовые яблони, а я сидел у окна и без удовольствия наблюдал, как Мухтар командует Гришей.
Хитрая псина с низким горловым клокотанием вылезла из будки, и Гриша послушно остановился. Взрыкивая для острастки, Мухтар медленно обошел кругом замершего квартиранта и лишь после этого разрешил следовать дальше. Потом, как бы усомнясь в чем-то, снова скомандовал остановиться и придирчиво обследовал Гришины ноги, словно проверяя, по форме ли тот обут. Убедившись, что с обувью (галоши на босу ногу) все в порядке, не спеша прошествовал к будке и улегся на подстилку, высоко держа кудлатую голову и строго посматривая, как Гриша с величайшим почтением перегружает содержимое ведерка в миску
И такую вот комедию они ломали перед моим окном каждый день, причем ужасно были друг другом довольны. Так и подмывало выйти во двор, ангелочку Грише дать по шее, а наглецу Мухтару отвесить пинка, чтобы знал свое место в природе, псина.
Дождавшись возвращения Гриши, я зловеще спросил его:
— А чему ты все время радуешься?
Действительно, стоило Грише чуть отдохнуть, и лицо его немедленно украшалось тихой счастливой улыбкой. Как сейчас.
На секунду Гриша задумался, потом поднял на меня серьезные глаза и произнес негромко:
— Свободе.
— Какой свободе, Гриша? Ты же за калитку не выходишь! — Выхожу, — быстро возразил он.
— Если мать за хлебом пошлет, — сказал я. — Слушай, чего ты вообще хочешь?
Гриша растерялся.
— Вот… Мухтара покормил… — как всегда, невпопад ответил он.
— Молодец, — сказал я. — Мухтара покормил, картошку почистил, из окошка во двор поглядел… Устроил сам себе заключение строгого режима и говоришь о какой-то свободе!
— Я объясню, — сказал Гриша. — Можно?
— Валяй, — хмуро разрешил я.