Искатель. 1990. Выпуск №4
Шрифт:
— Припоминаю… — она вдруг напряглась, посуровела.
— Ну и?
— Я ведь вам тогда ответила.
— Ваш ответ я не забыл. Но тогда, как мне кажется, вы находились ну, скажем, в шоке и просто не могли все вспомнить…
Я бросаю ей спасательный круг. Ну возьми же его, возьми! Не нужно лезть в дебри лжи и недомолвок. Мне этого почему-то так не хочется.
Нет, она не приняла мою жертву. Или не захотела, или просто не поняла.
— Это допрос? — вдруг резко спрашивает она.
Нечто подобное я предполагал. По женской логике, если хочешь скрыть смущение или промах, нужно
— Что вы? — неискренне, с отменной фальшью в голосе отвечаю я. — Мы просто беседуем…
Фальшь она ощущает мгновенно, а потому постепенно теряет самообладание. Простите, Тина Павловна, я не хотел, не я предложил эту игру…
Глядя на нее суровым, «милицейским» взглядом, я достаю из кармана известную записку, сложенную вчетверо, и медленно разворачиваю. Тина Павловна смотрит на записку как загипнотизированная.
— Это вы писали? — официально и строго спрашиваю я.
Тина Павловна переводит взгляд на мое лицо и вдруг…
Нет, с женщинами работать просто невозможно! Она падает в обморок!
Я долго привожу ее в сознание, бегая вокруг кресла, где она лежит, как спящая царевна, и обливая водой шикарный ковер под ногами, ищу валерьянку или нашатырный спирт. В общем, нежданные хлопоты с червонной дамой при поздней дороге…
Потом, уже на диване, куда я уложил ее с мокрым полотенцем на голове, она начинает плакать. А больше всего я не переношу женский плач. Конечно же, продолжать какие-либо расспросы просто бессмысленно, что меня больше всего бесит. Не оставаться же мне на ночь, чтобы подождать, пока Тина Павловна успокоится.
Как бы там ни было, я ухожу, провожаемый всхлипываниями. Обещаю завтра позвонить, на что в ответ слышу не очень внятное: «Звоните…» И на том спасибо. Значит, есть надежда на продолжение диалога в непринужденной домашней обстановке. А мне очень не хотелось бы, Тина Павловна, вызывать вас в наши казенные стены…
На улице уже стемнело. Удрученный неудачей, я медленно бреду по тротуару, стараясь разобраться в своих чувствах. Неожиданно загораются автомобильные фары, и серебристая «Лада», которая до этого стояла неподалеку от подъезда Тины Павловны, взревев форсированным двигателем, проносится мимо меня и исчезает за поворотом.
«Клевая машинка… — думаю я, подходя к автобусной остановке. Интересно, хотя бы к пенсии скоплю деньжат, чтобы купить такую же?»
Мог ли я предполагать, что и в эту ночь мне не удастся как следует отоспаться? Что события, которые я сам поторапливал, так скоро тропическим шквалом обрушатся на мою бедную голову? Увы, не мог. Я уже догадался, с кем имею дело, но чтобы они сработали так оперативно… Этого я не предполагал.
Телефон зазвонил где-то около трех часов ночи. Я нехотя снял трубку и тут же, будто мне вогнали гвоздь пониже спины, выметнулся из теплой постели — Иван Савельевич!
— Она жива?! — заорал я, пытаясь одной рукой натянуть брюки.
— Бу-бу-бу… бу-бу… —
— Еду! Уже еду! — не дослушав следователя, бросил ее на рычаги.
Жива! Слава тебе, господи, жива… И это главное. А там… там видно будет…
Оперативная машина на этот раз прибыла вовремя.
Когда я, застегивая на ходу куртку, выскочил из подъезда, желто-голубые «Жигули» уже нетерпеливо фыркали у тротуара. Скорее! Скорее! — мысленно подгонял я молоденького сержанта-водителя, хотя тот и гнал лихо, с шиком закладывая крутые виражи на поворотах, почти не сбавляя скорости…
Иван Савельевич непривычно суетлив. Завидев меня, он вцепился в мою руку мертвой хваткой и принялся торопливо объяснять. Я его слушал вполуха, пожирая глазами дверь гостиной, где неторопливо и обстоятельно работали эксперты-криминалисты ЭКО.
— Санкцию! Я требовал санкцию на обыск! — с бешенством, уже не сдерживая себя, рявкнул я прямо в лицо следователю. — Черт бы вас всех побрал, законники хреновы… А теперь что? Сосать лапу на нижней полке? Ищи-свищи ветра в поле! Собирай по крохам то, что можно было взять в одночасье?
— Моя вина, моя вина… — сокрушенно забормотал сникший Иван Савельевич.
— А! — махнул я рукой. — Моя — твоя, ваша-наша… Разве в этом суть? Нас как пацанов в лапти обули. Стыдоба…
Я едва не вбежал в гостиную.
— Э-эй, Серега, поосторожней! Ходи слева…
Это эксперт-криминалист Кир Кирыч, или Кирилл Кириллович по фамилии Саленко, мой приятель.
— Привет, Кир… — не глядя на него, на ходу бросаю я, забираю влево и прохожу вдоль стены к дивану, где лежит, закрыв глаза, Тина Павловна. Рядом, у ее изголовья, сидит врач опергруппы, недавний выпускник мединститута, худой и длинноносый Савельев в темных очках. Он спит, откинувшись на спинку кресла и чуть приоткрыв рот. Я не могу удержаться и сильно щелкаю пальцами у самого уха врача.
— А! Что? — вскидывается Савельев, пытаясь выбраться из удушающе-мягких объятий глубокого арабского кресла.
Я помогаю ему встать. Савельев наконец приходит в себя, привычным жестом поправляет очки и изрекает:
— Придурок…
— А меня зовут Сергей, — церемонно жму ему руку. — Рад был познакомиться.
— Иди ты…
— Не могу-служба. Ладно, будет… — суровею я. — Рассказывай, Миша, — отвожу в сторону.
Он еще злится на меня, но мой серьезный вид не располагает к конфронтации.
Итак, теперь я могу соединить сведения Ивана Савельевича и врача в некое единое целое, насколько это возможно. На Кир Кирыча надежда слабая.
К Тине Павловне они заявились сразу после полуночи. Их было трое или четверо, она не может вспомнить, что и немудрено. Дверные замки открыли или дубликатами ключей, или превосходной отмычкой, цепочка перекушена кусачками. Тину Павловну до поры до времени оставили в покое, только закрыли в ванной и приказали молчать, если дорога жизнь, пригрозив пистолетом. Что уж они там искали, одному аллаху ведомо, но все комнаты выглядели так, будто по ним прошелся ураган. Особенно тщательно рылись они в кабинете Лукашова, где взломали вмонтированный в стену сейф, который теперь пуст.