Искатель. 1993. Выпуск №2

Сабатини Рафаэль

Вот оно, значит, как! Странствующий рыцарь, низкого, как он полагал происхождения, на поверку оказался знаменитым графом Акуильским, любимцем Баббьяно, чья слава гремела от Сицилии до Альп. А он даже не подозревал об этом. Похоже, у него не всё в порядке с головой. Ведь он слышал достаточно историй о подвигах этого кондотьера, идеала итальянского дворянства. И мог бы догадаться, с кем столкнула его судьба в Роккалеоне. Но какова цель его пребывания в замке? Любовь к Валентине или?.. Задумавшись, Гонзага попытался припомнить, что же ему известно о политической ситуации

в Баббьяно. И внезапно его глаза зажглись победным огнём. А не придумана ли эта осада для того, чтобы захватить трон Баббьяно, на который — до него доходили такие слухи — посягал Франческо дель Фалько? Если так, то самое время изобличить его! Для Валентины это будет жестоким ударом! Письмо лежало перед ним. Похоже, в нём содержались ответы на все мучившие его вопросы. Что же писал Фанфулла, приятель графа?

Гонзага взял письмо в руки, тщательно осмотрел печать. Затем вытащил кинжал. Нагрел лезвие свечой, осторожно подсунул кинжал под печать и вскрыл конверт. Развернул письмо, начал читать, и глаза его округлились от изумления, а руки задрожали. Он уселся поудобнее, пододвинул свечу и прочитал письмо ещё раз:

«Господин мой, дорогой граф!

Я не писал вам до тех пор, пока ситуация в Баббьяно не прояснилась окончательно. За несколько часов до отъезда Дзаккарьи гонец повёз Джан-Марии ультиматум. Или тот возвращается в Баббьяно в течение трёх дней, или остаётся без короны, которую его подданные намерены предложить вам, для чего отправят послов в Л'Акуилу, где вы, по их убеждению, находитесь. Поэтому, господин мой, тиран теперь полностью в вашей власти. Как действовать, решать вам. А я могу лишь порадоваться, что оборона Роккалеоне принесла свои плоды, и, надеюсь, вы получите давно заслуженную вами награду. Народ в Баббьяно возбуждён до крайности и не видит иного выхода, кроме как короновать вас на герцогство.

Нам стало известно, что Чезаре Борджа собирает войска для вторжения в Баббьяно, и продолжающееся отсутствие Джан-Марии в такой час ещё более усугубляет ситуацию. Горожане не видят дальше своего носа и не понимают, сколь выгоден для Баббьяно союз с Урбино. Да хранит Господь вашу светлость.

Ваш верный слуга,

Фанфулла дельи Арчипрети».

Глава XXII. РАЗОБЛАЧЕНИЕ

— Франческо, — имя это Валентина произносила с видимым удовольствием, — отчего ты так хмуришься?

В столовой они остались вдвоём, остальных Валентина отпустила, и по-прежнему сидели за столом, за которым и ужинали.

Франческо поднял голову, чёрные его глаза переполнились нежностью.

— Меня тревожит отсутствие новостей из Баббьяно, — признался он. — Я-то думал, что Чезаре Борджа подвигнет подданных Джан-Марии на решительные действия. И хотелось бы знать, что там творится.

Валентина встала, подошла к нему, положила руку на плечо, улыбнулась.

— Зачем тревожиться из-за такого пустяка? Не ты ли неделю назад мечтал

о том, чтобы осада длилась целую вечность.

— Не думай, что я переменился в этом, любимая, — он поцеловал нежные пальчики, покоящиеся у него на плече. — Благодаря тебе жизнь моя стала совсем иной. Но всё же хочется получить весточку из Баббьяно.

— Но зачем желать невозможного? — воскликнула Валентина. — Каким образом можем мы узнать о происходящем в мире?

Франческо задумался над ответом. Несколько раз за прошедшую неделю он порывался открыться Валентине, но сдерживался, дожидаясь более удобного случая. И вот решил, что миг этот настал. Она полностью доверяла ему, а посему не было смысла и далее хранить молчание. Возможно, он и так слишком долго тянул с признанием. Он уже открыл было рот, чтобы заговорить, но Валентина метнулась к окну, услышав чьи-то торопливые шаги. Через секунду распахнулась дверь, и на пороге возник Гонзага.

Он взглянул на Валентину, на Франческо, который сразу отметил, что щёки придворного побледнели, а глаза блестят, как при лихорадке.

— Монна Валентина, — не закрыв за собой дверь, заговорил Гонзага. Голос его подрагивал, — мне надобно вам кое-что сообщить. Мессер… Франческо, вас не затруднит оставить нас наедине? — и он красноречиво глянул на открытую дверь.

Франческо в недоумении поднялся, вопросительно посмотрел на Валентину, желая знать, подчиняться ему или нет.

Девушка нахмурилась.

— Что именно вы хотите мне сообщить, мессер?

— Дело сугубо личное и очень важное, мадонна.

Валентина повернулась к Франческо, и по выражению её лица он понял, что она извиняется за придворного, но просит оставить их вдвоём. Граф тут же кивнул.

— Я буду у себя, мадонна, пока не придёт время обойти посты, — и с тем вышел.

Гонзага плотно закрыл за ним дверь, а затем приблизился к столу и встал напротив Валентины. Печально вздохнул.

— Мадонна, я молил бы Бога, чтобы слова, которые я сейчас произнесу, сорвались бы с губ другого человека. Ибо теперь, в свете того, что произошло в Роккалеоне, вы можете подумать, что мною движет жажда мести.

Валентина никак не могла взять в толк, к чему он клонит.

— Вы тревожите меня, мой добрый Гонзага, — но на губах её продолжала играть улыбка.

— Увы! Вышло так, что говорить придётся мне. Я раскрыл измену, гнездящуюся в вашем замке.

Валентина более не улыбалась. По тону Гонзаги она поняла, что дело серьёзное.

— Измену? — эхом отозвалась она. — И кто же намерен нас предать?

Замявшись, Гонзага всплеснул руками.

— Не присесть ли вам, мадонна?

Она послушно опустилась на стул, не отрывая глаз от лица Гонзаги.

— Вы тоже сядьте и расскажите мне обо всём.

Гонзага пододвинул стул, расположился напротив Валентины, глубоко вздохнул.

— Доводилось ли вам слышать о графе Акуильском?

— Конечно, как и всем. Самый знаменитый рыцарь Италии, слава его гремит повсюду.

— Знаете ли вы, как относятся к нему жители Баббьяно?

— Насколько мне известно, они готовы носить его на руках.