Искатель. 1993. Выпуск №2

Сабатини Рафаэль

Поэтому он пропустил вперёд своих наёмников, оставшись с Гвидобальдо в галерее, и вышел во двор, лишь когда ему сказали, что противника нет.

Наконец, сотня наёмников сгрудилась у часовни, и Гвидобальдо неторопливо направился к её дверям.

В часовне служили мессу. Густому басу фра Доминико, застывшего у подножия алтаря, вторил тенор пажа. Но едва отзвучали первые строки молитвы, как у дверей часовни раздались тяжёлые шаги, сопровождаемые клацанием стали. Мужчины обернулись, предчувствуя измену, и проклятия огласили храм, ибо на мессу они пришли без оружия.

Открылась дверь, фра

Доминико смолк на полуслове, а затем вздох облегчения вырвался у наёмников, за которым последовал сердитый вскрик Валентины. Ибо первым в часовню вошёл граф Акуильский, закованный в латы, с мечом у бедра и кинжалом за поясом, со шлемом, который он нёс на левой руке. За ним горой высился Фортемани в кожаном, с металлическими пластинами панцире, с мечом, кинжалом, в каске. Лицо его раскраснелось от волнения. Замыкали маленькую колонну Ланчотто и Дзаккарья, так же при полном вооружении.

— Как вы посмели войти в храм божий в таком виде и прервать святую мессу? — негодующе вопросил монах.

— Терпение, святой отец, — спокойно ответил Франческо. — На то у нас есть веские основания.

— Что всё это означает, Фортемани? — Валентина, словно и не замечая Франческо, зло глянула на своего капитана. — Или вы тоже меня предали?

— Это означает, мадонна, — прямо ответил гигант, — что в эту самую минуту ваш комнатный пёсик Гонзага открывает железную дверь над мостом, дабы впустить в Роккалеоне Джан-Марию и его войско.

По взмаху руки Франческо гневные вопли наёмников мгновенно смолкли.

Валентина же, помимо своей воли, перевела взгляд на графа. Он выступил вперёд, склонил перед ней голову.

— Мадонна, сейчас не время для объяснений. Я допустил ошибку, скрыв от вас своё имя, и этим в полной мере воспользовался единственный изменник, проникший в Роккалеоне, Ромео Гонзага, который в настоящий момент, как и сказал Фортемани, впускает в замок моего кузена и вашего дядю. Я же не ставил перед собой иной цели, кроме служения вам, и не искал для себя какой-либо политической выгоды. Умоляю вас, мадонна, поверьте мне.

Валентина упала на колени. Губы её шептали молитву, ибо она поверила графу и решила, что всё потеряно, раз Джан-Мария уже в замке.

— Мадонна, — рука Франческо легонько коснулась её плеча, — повремените с молитвой до той поры, когда придёт время возблагодарить Господа нашего за избавление от опасности. Послушайте. Благодаря осмотрительности Пеппе, который, дай Бог ему здоровья, не терял веры в меня, ещё прошлой ночью я и Фортемани узнали о замысле Гонзаги. И потому приняли все необходимые меры предосторожности. Когда Джан-Мария и его солдаты войдут в первый двор, они обнаружат, что арка перегорожена дверьми, и им потребуется время, чтобы высадить их. Мои люди, как вы видите сами, запирают двери в часовню, чтобы задержать их и здесь. Мы должны в полной мере воспользоваться имеющимся в нашем распоряжении временем. И, если вы мне доверяете, прошу следовать моим указаниям, ибо мы провели ночь, готовя путь к отступлению.

Пелена слёз застилала глаза Валентины. Она всплеснула руками, признавая собственную беспомощность.

— Но они последуют за нами!

— Мы позаботились о том, чтобы этого не случилось. Командуйте, мадонна, время не ждёт.

Валентина ответила

долгим взглядом, смахнула слёзы. Поднялась, положила руки ему на плечи.

— Как мне узнать, что вы говорите правду, что я могу довериться вам? — но по голосу уже чувствовалось, что в доказательствах она не нуждается.

— Клянусь рыцарской честью пред алтарём, что нет, не было и не будет у меня другой цели, как служить вам, монна Валентина.

— Я вам верю, — сказала она и зарыдала. — Простите меня, Франческо, и, может, Бог простит меня за то, что я потеряла веру в вас.

— Валентина, — выдохнул он с такой нежностью, что карие глаза девушки вновь засияли. А Франческо уже отвернулся от неё. — Фра Доминико, снимайте вашу ризу и одевайте обычную сутану. Нам предстоит долгий путь. Вы, — обратился он к стоявшим рядом наёмникам, — отвалите вот эту алтарную ступень. Мои люди ещё ночью смазали ржавые петли.

Наёмники выполнили приказ, и пред ними открылась лестница, уходящая в подвалы Роккалеоне.

Один за другим, быстро, но без паники, спустились они вниз — Франческо и Ланчотто последними, — а затем при помощи верёвки установили алтарную ступень на место, чтобы скрыть путь, которым ушли.

Фортемани с шестью наёмниками, шедшими впереди, открыли потерну [11] , вытащили лежащую в подземной галерее длинную штурмовую лестницу, перекинули её через ров, в котором ревел бурный поток.

11

Потерна — замаскированная дверь на выходе из подземного хода замка или крепости.

Фортемани первым ступил на эти хлипкие мостки и перебрался на другую сторону рва. За ним последовала дюжина солдат, вооружённых пиками, принесёнными ночью в галерею. Получив короткий приказ, они двинулись к лагерю Джан-Марии. Затем на лестницу ступили женщины, пажи, Пеппе и остальные наёмники.

Их никто не видел. Джан-Мария не позаботился даже о том, чтобы оставить на стене дозорного, полагая, что в возможной схватке каждый солдат будет на счету. А потому на лужок у южной стены защитники Роккалеоне переправились без помех.

Фортемани и его люди уже скрылись за башней замка, когда Франческо закрыл за собой потерну и быстро-быстро последовал за остальными. Дюжина крепких рук схватились за лестницу и перетащили её на зелёную траву, подальше от края рва. Покончив с этим, Франческо довольно рассмеялся и подошёл к Валентине.

— Им придётся поломать голову, чтобы понять, как нам удалось скрыться, и скорее всего, они придут к мысли, что мы стали ангелами и отрастили под бронёй крылышки. В Роккалеоне мы не оставили им ни лестницы, ни метра верёвки. Так что им не удастся последовать за нами, даже если они и догадаются, каким путём мы ушли. Но, милая Валентина, комедия ещё не закончена. Фортемани уже снимает лестницу, по которой они попали в замок, и разоружает тех немногих часовых, что остались охранять лагерь. То есть Джан-Мария оказался в западне, выскочить из которой без нашего на то дозволения практически невозможно.