Искатель. 1997. Выпуск №6
Шрифт:
Горшин не участвовал в обсуждении проблем родной конторы, уйдя мыслями в себя, на это его загадочное молчание наконец обратил внимание Завьялов:
— Что это вы притихли, Граф? Что-нибудь случилось? Или вам тоже не хочется связываться с исламскими экстремистами?
— Ими уже занимается ФСБ, — безучастно отозвался Тарас. — К тому же, уничтожив лидеров ЧАС, мы не решим проблемы. Она глубже, в корнях ислама, который является патогенной системой верований не из-за вложенной в нее программы подавления воли, а из-за использования ее низшей кастой, не имеющей высокоинтеллектуального или высокодуховного выхода.
Озадаченные комиссары «Стопкрима»
— Вы, Граф, сегодня философ. Что это на вас нашло?
— Я сворачиваю свою деятельность в «чистилище», — ровным тоном сказал Тарас. — Закончу дела, которые контролирую лично, и уйду. Вы вольны принять в «квадрат» нового комиссара.
Наступило изумленное молчание, которое спустя минуту нарушил Завьялов:
— Вы это… серьезно, Граф?!
— Более чем, — лаконично ответил Тарас.
— Чтоб мне провалиться! — крякнул Боханов. — Вы меня сразили, комиссар! Ведь это же была ваша идея — создать «Стопкрим». Или вы решили организовать новую контору, где будете лидером?
— Чтобы решать там свои интересы, — добавил Музыка, будучи не всегда в ладах с русским языком, — вроде того дела с магазином «Центр-Мода». Или вы скажете, что не заинтересованы в этом деле?
— Заинтересован, — спокойно пожал плечами Тарас, — но это мое личное дело. Все мы грешны, и, если покопаться, у каждого можно найти…
— Не надо копаться, — мрачно сказал Боханов. — В принципе каждый из нас имеет право на решение каких-то сугубо личных моментов. И все же это нечестно… я имею в виду ваше желание уйти.
— Не согласен, — впервые заговорил Рыков, утонувший в своем кожаном кресле. — В этом мире нет ни честности, ни справедливости, ни сочувствия. Мы имеем дело лишь с человеческими умозаключениями, существующими в узком кругу идей и понятий. Все остальное — тщета и суета.
— У вас слишком математический подход к делу, Герман Довлатович, — проворчал Боханов. — Слишком рациональный, скулы сводит. Ну и что мы теперь будем делать, господа комиссары? Граф, вы действительно собираетесь уволиться из «чистилища» или блефуете? А последствия этого шага вы просчитали?
— Не слишком ли много вы знаете, чтобы вот так запросто встать и хлопнуть дверью? — хмыкнул Глеб Максимович.
Тарас посмотрел на него рассеянно, однако промолчал.
— Давайте не будем опускаться до угроз, — вздохнул расстроенный Завьялов. — Появилась проблема, ее надо решать по взаимному удовлетворению, а не путем внутренних разборок. Предлагаю каждому обдумать возникшую ситуацию и собраться еще раз.
— Разумно, — кивнул Боханов. — Ибо, как говорил какой-то умник: «Всякая проблема имеет решение — простое, удобное и ошибочное» [13] . Не стоит нашему комиссариату ошибаться в таком интимном деле. Ваше мнение, Герман Довлатович?
13
Генри Луис Менкен (1880–1956) — американский критик и публицист.
— Я считаю, Граф вправе решать, с кем ему быть, — растянул в недоброй улыбке бледные губы Рыков. — Другое дело, будет ли нести угрозу нам та компания, к какой он прибьется.
Тарас с любопытством и насмешкой посмотрел на комиссара-пять.
— Герман Довлатович, ведь вы, по сути,
Рыков снова улыбнулся, хотя глаза его блеснули остро и предупреждающе. Вступать в дискуссию с Тарасом он не стал.
14
Свингер — член супружеской пары, вступающий в интимную связь с членом другой супружеской пары.
— Э-э, но ведь свингер… — пробормотал сбитый с толку Боханов, — это, кажется, двойной агент?
— Скорее «друг семьи», — сдержал улыбку Завьялов, знающий точное значение слова «свингер». — Итак, что мы решаем?
— Отложим, — встал хмурый Музыка. — У меня много дел, прошу извинить. Предлагаю не решать с кондачка, встретимся завтра.
Он ушел. За ним, помявшись, удалился Боханов. Завьялов, всегда уходивший последним, вопросительно глянул на оставшихся комиссаров.
— Мы тут кое-что обсудим, — меланхолически обронил Рыков. — Не беспокойтесь, Дмитрий Васильевич, все будет нормально.
Завьялов надел пиджак, поправил галстук, дал распоряжение команде сопровождения и вышел. Горшин и Рыков остались сидеть, словно не замечая друг друга. Потом Герман Довлатович проговорил бесцветным голосом:
— Тарас Витальевич, давайте наконец расставим точки над «i». Я знаю, кто вы…
— И я знаю, кто вы, — спокойно кивнул Тарас.
— Но если до этих пор мы могли контролировать вас, то после вашего ухода из конторы контроль становится проблематичным. А это, сами понимаете, несет угрозу нашему делу. Я имею в виду…
— Союз Девяти.
— Совершенно верно. Вы начинаете мешать нам.
— Это следует понимать как угрозу?
— Я просто констатирую факт. Состояние земной реальности квазиустойчиво, и если вы развернете бурную деятельность по ее дестабилизации…
— Отчитываться вам я не намерен, Герман Довлатович.
— Это нас удручает, Тарас Витальевич. Вы можете случайно нарушить наши планы, и тогда нам придется…
Тарас с иронией посмотрел на собеседника, от которого вдруг повеяло холодом и ощутимой угрозой.
— Договаривайте, кардинал.
— Вы все прекрасно понимаете, Тарас Витальевич. Но насколько я знаю вашу историю, махавидья [15] вам недоступна, не так ли? Вряд ли вы сможете противостоять Союзу долго.
— Во-первых, я не собираюсь воевать с вашим Союзом. Во-вторых, кардинал, насколько мне известно, вам тоже доступен лишь Сатариал, но никак не Цафкиель [16] , не так ли?
Они скрестили взгляды и несколько мгновений обменивались психофизическими ударами, пытаясь прощупать оборону друг друга, потом осторожный Рыков отступил:
15
Махавидья (великое ведение) — метафизическое знание как свойство личности.
16
Сатариал — Дьявольское Понимание; Цафкиель — Размышления Бога (Каббала); в данном случае — уровни внутренних энергий и психофизических возможностей.