Искатель. 2009. Выпуск №2
Шрифт:
Участковому захотелось уйти, но он здесь отработал лишь половину задания — выяснил оперативную ситуацию. Была и вторая половина: найти Генриха Коловратского. Его тут не видно.
На лейтенанта начали глазеть. Не накрашен, не обнимается, не пьет… Он подошел к бару и взял у псевдонегра бокал вермута со льдом. Выпить не успел. Бородатый распорядитель сообщил:
— С тобой хочет познакомиться Эммануэль.
Лошадников оглядел зальчик, но ни одной женщины не
увидел. Бородатый взял его за локоть и подвел к столику, стоявшему в самом мглистом
— Коньячку? — предложил мужчина.
— Спасибо, у меня вермут.
— Впервые у нас?
Лейтенант ответить не смог, потому что… Перед ним сидел Коловратский. Он, конечно он. Вычислению Генрих сразу не поддался из-за одежды: белые штаны, похожие на тугие кальсоны, румяные скулы, кружева на груди…
— Как твое имя? — спросил он.
— Витек, — назвал лейтенант.
— А я Эммануэль, но по жизни я — он.
— Кто… он? — ничего не понял Лошадников.
— Мужик я.
— А кто же Эммануэль?
— Тоже я, хотя мужик в натуре. Например, беременю.
— Ты беременный?
— Женщин беременю. Слово «беременю» в смысле глагола.
— В смысле… В каком смысле? — никак не доходило до участкового.
— Трахаю и делаю им младенцев. Давай выпьем.
Они выпили. Лейтенант слегка растерялся. Он был на задании, которое обязывало информацию использовать, но участковый привык дело иметь с информацией уголовной, либо административно-правовой. А как использовать в этой ситуации признание фигуранта, что он женщин беременит в качестве глагола?
— Витек, поговорим про духовное и прочее одеколонное.
— Ага, — согласился Лошадников, не поняв смысла предложения.
Коловратский полуобнял участкового. Разлаписто-тяжелая рука переползла с плеча на шею и поглаживала, словно что-то втирала.
— Витек, хочешь скрасить мое одиночество?
— В каком плане? — попробовал уточнить лейтенант.
— Витек, ты похож на бутон, который еще не распустился. А у меня есть уже набухший банан…
Рука Коловратского продолжала гладить шею. Но лейтенант перестал ее ощущать, потому что пальцы второй руки этого Генриха бегали внизу по коленям, словно что-то искали. Искали-таки — ширинку. И начал ее расстегивать с нервной торопливостью. Оперативная ситуация изменилась…
Лейтенант оставил бокал и, вогнав в кулак правой руки всю силу, двинул им в грудь Коловратского — в рюшечки. Убегая, сумел заметить под столом шесть ног — вернее, четыре ножки опрокинутого стула и две ноги в лакированных штиблетах — лежащего человека.
17
Любое уголовное дело либо передается в суд, либо прекращается, либо приостанавливается. Во всех случаях оно должно быть расследовано. У Рябинина в сейфе лежала — точнее, валялась — папка с неподшитыми процессуальными документами, к которым он давненько не прикасался. До очередной проверки. И прокурор не станет вникать в суть негромкого преступления: для
Рябинин волокитил. И теперь вызвал повесткой сожительницу Коловратского, так и не определив, свидетель она или соучастник. Во всех случаях ее давно следовало допросить, коли дело возбуждено. Рябинин умилялся СМИ, когда, сообщив о преступлении, они добавляли успокоительную фразу, что возбуждено уголовное дело. Мол, теперь все в порядке. А это всего лишь листок бумаги, дающий право начинать расследование. Преступник задержан — вот нужная людям информация…
Телефонный звонок бесплодные мысли перебил. Видимо, Леденцов что-то дожевывал. Когда майор делился информацией несущественной, то голос у него звучал как бы между прочим:
— Сергей, проверили «КСИС». Точная расшифровка: коррекция судьбы и смерти. Туфта, но все законно. Ты ошибся.
— В чем?
— Директор — Иван Архипович Чувахин, а не Коловратский.
— Боря, я говорил, что Генрих непременно где-нибудь проколется.
— Прокололся, — подтвердил майор.
— В криминале?
— Нет, в сексе.
— Уточни…
— Гомик он в натуре.
Майор рассказал об акции Палладьева — Лошадникова. Следователь посмеялся, а затем удивился:
— У него же симпатичная подружка.
— Откуда берется эта гнусная ориентация? — удивился майор.
Рябинин мог бы объяснить, но для этого требовалось время. Сейчас его интересовал вопрос конкретный, хотя, судя по выражению «гнусная ориентация», майор ответа знать не мог:
— Боря, а его Изольда знает про склонность любимого?
— Не обязательно: педики народ хитрозадый. И такими могут быть, и этакими.
— Интересно, где он работает?
— Будешь им дальше заниматься?
— Нет, допрошу Изольду и дело прекращу.
Дверь распахнулась прямо-таки синхронно с положенной трубкой. Вызванную Изольду Рябинин видел лишь однажды, когда изымал мумию. Но вошла, кажется, не Изольда, и вошла независимо, как бы мимоходом. Будто ее путь лежал дальше, за кабинет, за следователя. Но ей пришлось упереться в стол, на который она выложила повестку и паспорт…
Она, Изольда Михайловна.
Рябинин начал заполнять анкетный лист протокола:
— Вы работаете?
— Нет.
— А чем заняты?
— Я теперь домохозяйка.
— И какое же у вас хозяйство? — спросил он, удерживаясь от бегущего следом вопроса насчет мумий, которых, видимо, надо кормить овсянкой.
— По-вашему, женщина должна ходить на работу?
— Обычно люди чем-то заняты…
— Я занята с утра до вечера: релаксация, фитнес, винтажные бутики, тай-бо…
Внешне Изольда переменилась. Он помнил ее высокую стройную фигуру, походившую на взлохмаченную статую. Каштановые волосы с металлическим отливом… Теперь остался лишь рост. Теперь она была светло-лимонной блондинкой с челкой, пересекающей лоб от одной брови до другой. Плюс узкие модные очки. Глаза, похоже, остались прежними: карими с металлическим блеском.