Искатель. 2011. Выпуск № 12

Амнуэль Павел Рафаэлович

«Никогда больше», — думал Беркович, подъезжая в такси к зданию полицейского управления. Свою машину старший инспектор оставил у дома Сандлера, решив вернуться за ней после работы. Опять придется брать такси, а что делать? Может, заодно еще раз заглянуть к Рику? «Нет, — решил Беркович, — он опять предложит выпить виски, а я никогда больше… Обидится».

«Никогда больше, — думал старший инспектор, — в рот не возьму ничего крепче столового вина „Кармель“. И Наташе не расскажу, как опростоволосился».

К вечеру, он надеялся, даже чуткое обоняние

жены не обнаружит запаха алкоголя, когда он, вернувшись к ужину, поцелует ее в губы и в очередной раз поймет, какое счастье быть женатым на лучшей женщине в мире. Вот, кстати, утверждение, подтверждающее холичность, иначе говоря, единство всего сущего. Редукционист не сказал бы: «Эта женщина — лучшая во Вселенной». Вселенная для него — мозаика из огромного количества элементов, и только в одном из них под названием «семья Берковичей», превосходство Наташи было для редукциониста неоспоримым.

«О чем я думаю?» — спросил себя старший инспектор, отгоняя досужие мысли. Поднявшись в кабинет, он обнаружил в почте сообщение от Хана — файл с результатами экспертизы, которые они успели обсудить утром. А в мобильном Беркович обнаружил пять непринятых звонков. «Нужно было посмотреть раньше, — подумал он, — совсем сегодня с головой плохо. Виски — зло. Виски — очень большое зло».

Но виски помогло ему познать Истину. Если бы он еще помнил, в чем эта Истина состоит…

Пять звонков. Один от Наташи («Перезвоню ей позже»), два от Хана («Наверно, хочет напомнить, что отчет отправлен, и спросить, получил ли я файл»), один от Кашениля («Видимо, хотел посоветоваться о том, проводить ли допросы по списку или на сегодня хватит»), и один звонок с номера, который показался Берковичу знакомым.

С него он и начал.

— Вы мне звонили? — спросил он не очень вежливо и подумал, что эту фразу или очень похожую слышал когда-то или читал. В голове гудело и не вспоминалось, а Вайншток понял, видимо, что старший инспектор то ли не в духе, то ли по каким-то причинам не хочет или не может разговаривать. Помолчав, он сказал:

— Прошу прощения, если я не вовремя, перезвоню позже.

Будто это он звонил, а не Беркович.

— Нет-нет, — в голове Берковича мгновенно прояснилось, он умел собраться в нужный момент, и сейчас голос Вайнштока выморозил все следы алкоголя. — У меня к вам пара вопросов, а вам, видимо, есть что сказать, раз вы мне звонили, верно?

— В общем, да, — сказал Вайншток неуверенно. Не нравился ему голос старшего инспектора. — Я вот что хотел… Про даты. Два числа остались неизвестны, верно? Записывайте.

— Что? — ощущения у Берковича были обострены, но с пониманием пока оставались проблемы.

— Записывайте, — раздраженно повторил Вайншток. — Даты появления моделей, я имею в виду.

Беркович придвинул к себе блокнот и взял ручку.

— Горка песка — второе ноября. Модель номер раз — четвертое февраля, модель номер три — одиннадцатое мая, модель номер четыре — четвертое июня. Дату появления пятой модели вы и без меня знаете. Это все..

—

Почему вы так странно нумеруете? — спросил Беркович. — И откуда вам известны числа? Когда я спрашивал Лею…

— Вы спрашивали, а я спрашивал и думал.

— Кажется, — сказал Беркович, — нам необходимо встретиться.

Вайншток промолчал.

— Можете приехать завтра с утра в управление?

Вайншток вздохнул.

— Хорошо. Давайте в кафе. В девять утра… Нет, лучше в девять тридцать.

— Вообще-то завтра в университете семинар. В одиннадцать. Успею, пожалуй.

«Странный разговор, — подумал Беркович, отключив связь. — Зачем он звонил? Только для того, чтобы назвать даты? Определенно хотел сказать что-то еще, но передумал».

Беркович вырвал из блокнота чистый лист и, вспоминая школьный курс геометрии, нарисовал оси координат. На горизонтальной обозначил числа — от единицы до пятерки. На вертикальной черточками отметил начало месяцев: ноябрь, декабрь, январь, февраль, март… Теперь точки. Единица — второе ноября, горка песка. Напротив двойки — четвертое февраля, день явления куклы по имени Марина. Напротив тройки…

Интересно. Девяносто шесть дней между горкой песка и явлением Марины. И столько же — девяносто шесть! — между Мариной и Кимом. Потом двадцать четыре дня до явления уродца без имени. В четыре раза меньший срок. Следующий интервал — двенадцать дней до Фредди Крюгера и гибели Альтермана. Вдвое меньше. Очень интересно. Как это называется в математике? Числовая последовательность? Тогда…

Почему между горкой песка и Мариной, а потом между Мариной и Кимом, прошло одинаковое количество дней, а потом сразу — в четыре раза меньше? И после этого — еще вдвое? Если это последовательность, то какая? Если промежутки времени уменьшаются, то после Фредди Крюгера — дня через три-четыре — должна была появиться следующая кукла… но не появилась.

Ну и что?

Беркович вспомнил чудесное состояние инсайта, посетившее его после третьей порции виски. Состояние он вспомнил, а Истину, которую тогда познал, — нет. И не мог вспомнить, Беркович это понимал. И не нужно вспоминать. Даже пытаться не нужно. Она сама, если…

Ждать до завтра? Весь вечер мучиться вопросом — что означает эта кривая? Какое она имеет отношение к гибели Альтермана? Беркович подумал, что не сможет сидеть перед телевизором, играть с сыном в догонялки или беседовать с Наташей о том, почему Ирена ушла от Костика, когда у них все так хорошо складывалось.

Посоветоваться с Ханом?

В лаборатории телефон не отвечал, и Беркович позвонил на мобильный. Автоответчик сообщил, что главный эксперт-криминалист Рон Хан в данный момент недоступен, перезвоните, пожалуйста, позже. Рон отключал телефон, когда выезжал на объект, — и в такие минуты он действительно был недоступен, нечего и пытаться.

Беркович нетерпеливо выбрал из памяти еще один знакомый номер.

Ответил, однако, женский голос, и Беркович не сразу сообразил, что это Мария.