Искатель. 2013. Выпуск №10
Шрифт:
Женщина смотрела на меня большими серыми глазами и улыбалась. Она протянула мне вторую руку, и наши пальцы сплелись.
Банально и необыкновенно.
— Вы доктор Волков, — сказала она, улыбаясь.
— Прошу прощения, — пробормотал я, сделав в тот момент выбор и оказавшись в другом идентичном мире, о чем я в тот момент, конечно, не имел ни малейшего представления.
На женщине было открытое летнее платье бирюзового цвета и легкие зеленые туфельки на высоких каблуках. В других идентичных реальностях она в тот день оделась иначе, и наши жизни иначе сложились, но здесь и сейчас случилось то, что случилось.
— Ну
Женщина осторожно высвободила локоть, расцепила пальцы и поднялась на ступеньку выше. Мы смотрели друг другу в глаза, и я подумал, что сейчас сделаю выбор, который изменит мою жизнь.
А я не хотел ничего в своей жизни менять. В тот момент, в том настроении — не хотел. Лера ждала меня в кафе на набережной Айсис, Алена ждала нас обоих дома; на ужин она приготовила жаркое из телятины, мое любимое. Я только что прочитал очень важную лекцию. Я недавно доказал третью и четвертую теоремы инфинитного исчисления и понятия не имел, что получу Меллеровскую премию. День был прекрасен, неудивительно, что мне подала руку самая красивая женщина.
Мы посмотрели друг другу в глаза, и она поняла, и я понял, и мы оба поняли…
— Спасибо, что не дали мне упасть, — сказал я. Хотел что-то спросить, но не стал.
Она кивнула, улыбнулась и стала подниматься по ступенькам. «Увидимся», — подумал я.
— Кейт, подожди! — воскликнула, догоняя ее, девушка — не самая красивая, даже не самая хорошенькая. Просто студентка.
«Ее зовут Кейт», — подумал я, но дальше этой мысли желания не пошли, хотя в бесчисленных вариациях идентичных реальностей в бесчисленных вариациях многомирий…
….о которых мне тогда ничего не было известно…
…на Кейт было открытое бирюзовое платье и светло-зеленые туфельки на высоких каблуках…
…как сейчас и здесь.
Я знаю это, потому что главные теоремы инфинитного анализа доказаны, принципиальные выводы сделаны, и я могу интуитивно выбирать идентичные реальности, не прилагая сознательных усилий — как это обычно и бывает, когда мосты доказательств проложены и человек начинает жить не разумом, а эмоциями, не логикой, а озарением.
Разве я не понимал этого раньше? Разве не писал об этом в статье, опубликованной пять лет назад в «Философских заметках»? Я дискутировал с доктором Брауном о метафизической сущности идентичных реальностей в многомирии многомирий. Философы тогда крепко ухватились за эту тему, но далеко не продвинулись. Что с них взять: философия, на мой взгляд, всегда отставала от физики в понимании даже единственной реальности. Тем более — бесконечности бесконечностей… В статье я ссылался на известное высказывание Ричарда Фейнмана: «Законы природы мы сначала просто угадываем». Интуиция. Инсайт. Озарение. Если использовать правильную терминологию, мы сами из какой-то, пока неопределимой, идентичной реальности подсказываем себе верную формулировку. Потом теоретики наводят мосты, зная начальную и конечную точки: условия задачи и ответ. Это рациональная сторона познания. Именно она отнимает у научного работника значительную часть времени и сил, а потому — что неверно — считается основой процесса познания.
Пройдя этот необходимый путь, изучив дорогу в совершенстве, ученый должен «забыть» обо всех доказательствах и экспериментах и опять положиться на интуицию, озарение, инсайт.
Закончил я статью романтической
…«Прости, Кейт», — подумал я, но той Кейт, которой я сказал «прости», в этом идентичном мире никогда не существовало.
На какой-то миг я подумал, что стал всемогущим. Я знал, куда хочу выплыть. Я знал, как плыть!
Всемогущество? Да полно. Человек всегда управлял идентичными реальностями, не представляя, что делает именно это. Выбор. Воображая, что выбирает из двух-трех-нескольких возможностей, человек на самом деле погружен в бесконечное количество бесконечно разнообразных идентичных миров. Плавает без руля и без ветрил в бесконечно глубоком океане, расположенном в другом бесконечно глубоком океане, который, в свою очередь, находится в третьем… до бесконечности.
Я могу выбрать идентичный мир, не задумываясь о выборе. Я — водитель, «который изучил свою машину в совершенстве, умеет управлять ею так, что это уже стало его второй натурой, ушло в подсознание». Никто, кроме меня…
— …За дуру держите, — заканчивает фразу миссис Куинберн.
— Дороти! — пытается урезонить ее Симмонс, похоже, с помощью силы: слышу звук короткой возни, гневный возглас — и наступившая тишина свидетельствует о чьей-то победе. Симмонс? Кейт?
Я хочу услышать, что скажет миссис Куинберн. Конечно, ее объяснение годится для избранной бесконечности идентичных миров, которую я могу мысленно обозначить одним из символов, принятых в инфинитном анализе. В другом наборе идентичных реальностей главное слово принадлежит Алене. Существует бесконечный набор идентичных миров, где события объясняет Лера.
Я знаю, что скажет миссис Куинберн, но мне любопытно послушать — как иллюстрацию доказательства теоремы, еще недавно казавшейся мне недоказуемой, а ныне принадлежащей к типу теорем, которые доказываются группами, причем каждая группа включает полиморфические описания бесконечного количества идентичных миров с заданными холическими параметрами, которые…
Стоп.
Миссис Куинберн в который раз повторяет: «…за дуру держите…», а я, вместо того чтобы слушать, рассуждаю на абстрактную тему разделения шведеровских бесконечностей.
Симмонс бурчит что-то себе под нос. Кейт бросает: «Ну, послушаем». Лера произносит «Не надо… пожалуйста».
— Их прибрал Господь. Двое. У меня были дети. Томас и Меган.
Миссис Куинберн говорит отрывисто, короткими фразами. После каждой делает паузу, набирает в легкие воздух и следующую фразу будто выплевывает, так и кажется, что, подобно упругим шарам, слова перелетают по воздуху от одного человека к другому, отскакивают от Симмонса, ударяют в лоб Гардинеру, отлетают к Алене… Фразы сталкиваются друг с другом, и я уже не знаю, какая была произнесена раньше, какая позже, какая — вот удивительно! — не произнесена вовсе, но все равно оказалась в этой мешанине, где смысл заменен действием, а действие бессмысленно. Какой — для меня? — смысл в том, что сделала эта женщина?