Искатель. 2013. Выпуск №10
Шрифт:
И самое интересное: ни мысли о деле, о приговоре, о судье, о Кирилле, — все как вымыло.
На обратном пути долго ходил вокруг храма Федора Ушакова и фотографировал.
Наступил завершающий день суда. Федина немного трясло от неясности, что решит судья: оправдает или даст три года, даст меньше — два, один год, или — четыре, пять.
Озноб бегал по телу, как рябь по воде.
Судья в наспех наброшенной мантии с завернувшимся воротничком, заговорил, как и прокурор, глотая фразы. Его трудно было понять, и разве что опытный слух адвоката улавливал содержание.
Кирилл вздрогнул от слов «три года»…
«Три
Боялся, что срок вызовет у него бурю протеста, но тот воспринял интеллигентно, без крика, без жестикуляции руками. Федин расценил это как согласие, что большего добиться было бы трудно.
— Хорошо, что от червонца ушли, — произнес Федин, сгребая бумаги в сумку.
Кирилл спросил:
— Ко мне в ИВС придете?
В холоднючем ИВС, который теперь потеплел, как и погода в Сочи, они перемыли косточки судье, решили обжаловать приговор, и Федин вырвался на свободу. Махнул к бухточке, где покачивался президентский корабль, гладил взглядом лаковые листы магнолий и улыбался во весь рот: теперь его не позовет следак, не дернет судья, теперь он окончательно свободен.
Но и тут воспользоваться свободой и выйти к пенной кромке волны не захотел, не захотел присесть и посидеть в платановой аллее. Впервые за зиму шел без головного убора и глубоко и сладко вдыхал.
Поезд вез его на север. Федин лежал и молчал. Даже не вздрогнул, когда с верхней полки свалился подвыпивший сосед и сидел, очухиваясь, ничего еще не понимая; когда прибежала проводница будить другого соседа. Он ехал назад, он вез с собой «груз» нудного, долгого, нервного дела.
В Ростове всматривался в вытянувшиеся в плавнях змейками наливники: у них навигация не началась. И заметил себе — а у меня сочинская навигация окончилась.
Вот позвонила жена:
— Папчик, как ты там?
Он улыбнулся и ответил:
— Все в порядке… Дали три года…
— Это много или мало?
— Кому много, кому… А ты как?
— Жду тебя.
Кончалась сочинская круговерть, не обозлив и не расстроив адвоката, навевая хорошие мысли: жена скоро выздоровеет, и они приедут отдохнуть на море; он выполнил просьбу дочери председателя писательского союза, сожалея, что имя Валентина Распутина судьям мало о чем говорит, жалея пенсионера, которому вместо дома достался фундамент, Кирилла, который, окажись на свободе, мог столько построить…
Фотографии с храмом Федора Ушакова отослал в Москву сразу после приезда в Воронеж.
Жена пошла на поправку.
Из Германии после удачной операции возвращалась Марина Ганичева.
Кирилл Берендеев
КРАСНЫЙ АВТОБУС
Я не обратил бы на него внимания. Обычный старик, высокий, седовласый, бодро идущий через перекресток. И все же что-то насторожило. Остановившись на разграничительной линии, я закурил, поджидая зеленый, а он подобрался вдруг, передернувшись, словно затвор, я еще успел подумать, куда его, старого хрыча, понесло. Сделал четыре торопливых шага по «зебре» и вырвал руку из кармана, обнажая пистолет.
Сколько раз я видел оружие в руках, которым оно не предназначено, столько же спешил избавить их от этой тяжести. А тут вдруг замер, словно испугался.
Старик прицелился, выжидая, — и выстрелил.
Сделал еще шаг, но пистолет вдруг оказался слишком тяжел. Наклонил к земле. Рука выронила оружие. Вот странно, звука выстрела я будто не услышал, зато падение уподобилось грохоту рухнувшей балки. Разом привело в сознание; выплюнув сигарету, я бросился к старику. А он уже падал на асфальт.
Замерли все и всё окрест. До слуха еще доносился визг тормозов автобуса, когда я оказался подле старика, лежащего на земле. А он уже вытягивал левую руку из кармана, с ТТ, и все пытался направить дрожащий ствол в сторону автобуса. И снова рука подвела.
Носком ботинка отбросил второй пистолет подальше, и склонился над стариком, прощупывая пульс на шее. Пальцы трижды почуяли тихое биение жилки перед тем, как она утихла.
И только потом, после тишины, на несколько бесконечных секунд назад окутавшей старика, жизнь окрест продолжила свой бег. Прохожие, бессмысленно взиравшие на случившееся, очнулись: кто-то достал мобильник, кто-то поспешил полюбопытствовать. Остальные заторопились по делам, пытаясь убедить себя, будто ничего не случилось, огибали стороной мертвое тело, разбросанное оружие, торопясь перебежать на зеленый. А следом, когда зеленый зажегся для машин, и те, без сигнала, старательно объезжали нас, резко прибавляя скорость после встречи.
Чему я удивился в тот момент? — ведь так всегда и происходило. Разве тому, как быстро прибыл наряд ППС, дежуривший наискось у перекрестка; не прошло и двух минут, как двое ражих парней оказались подле меня, требуя показать руки и предъявить документы. Я медленно вытянул корочку. Не взяв ее, младший сержант сообщил вихрастому товарищу: «это свой», не словами даже — неким знаком.
— Позвоните в ОВД, — я кивнул в сторону шоссе, где в полукилометре располагалось неприметное здание розыска. — Спросите капитана Диденко. Это по его части. И вызовите «скорую» и… пистолет не трогайте руками. А вы сходите за водителем автобуса, узнайте, все ли в порядке, не ранен ли кто. И может, кто еще, кроме меня, видел момент стрельбы, — вряд ли, конечно, все давно разбежались. Уж очень не хочется связываться с нами.
А все равно приходится. Ругают почем зря, искренне ненавидят, требуют разогнать немедля и навсегда, а стоит чему случиться — бегут с заявлением. Боятся, но бегут, порой на свою голову, и, даже зная обо всем творящемся в полиции, не единожды читанном, слышанном, почувствованном, все равно приходят.
Наконец они зашевелились: один направился к намертво вставшему у обочины красному автобусу, второй вынул рацию и стал отпихивать зевак. Сухонький мужичок лет эдак сорока попытался что-то возразить, но отлетел дальше других, без церемоний. Ропот стихал. Собравшиеся желали дождаться новых подробностей. Уже трое снимали на мобильные.
Прибыла новенькая бело-синяя «Ауди», захлопали двери.
— А, товарищ милиционер. Какими судьбами?
— Господа полицейские! Моё вашим. — Опера сразу занялись делом, я отошел, чтобы не следить, потеснил зевак.
А в самом деле, какими? Живу на другом конце города, с самого момента ухода из тогда еще милиции, чего я забыл здесь, да еще в свой выходной? Снова приехал посмотреть, походить вокруг да около? Не пойми на что надеясь, ведь я ни разу не видел ее с тех пор, как она переехала сюда, за все эти годы. Почему тогда приезжаю каждую неделю и брожу час-два вокруг дома, ведь у нее ребенок, в это время молодые мамаши обычно гуляют с колясками перед обедом.