Искатель. 2014. Выпуск №4
Шрифт:
— Опять ко мне? — закричал он. — Мы же все утрясли. Что еще надо?
— Успокойтесь! Я не к вам. Мне нужен Иван Карлович.
— Этот бездельник? Так он недавно уволен за систематическое пьянство.
— Вот-вот. Мы его потому и разыскиваем. Хотим вручить почетную грамоту за столь активную борьбу с алкоголем.
— Издеваетесь?! — завизжал Владлен Иванович. — Мне вот моя больная почка не позволяет… Но вам повезло. Лишнего времени терять не будете. Вон его адрес остался, — показал на картонку, приколотую к шкафу.
Из
Открывшая дверь коммуналки соседка сказала:
— Катится человек по наклонной плоскости. Что ему передать?
— Я вам лучше для него телефончик оставлю. Пусть позвонит.
— А кто заходил-то?
— Приятель его давний, капитан Комлев.
Вечером Иван Карлович уже звонил домой Афанасию.
— Герасимыч! Сколько лет! Я весь — внимание.
— Примите сначала соответствующие соболезнования. С изменениями в вашей биографии, — заговорил Афанасий, раскачиваясь в кресле.
— А, ерунда! Диалектика природы, понимаете ли. Общество развивается по спирали.
— На штопор намекаете?
— А что! Еще Авиценна говорил: в малых дозах — это лекарство. Одухотворяет…
— Не слишком уважаю это ваше лечение. Но вы мне чем-то симпатичны. Есть тут у меня одно предложение к вам. Скажу пока только одно. Нужен нам от вас— Не слишком уважаю это ваше лечение. Но вы мне чем-то симпатичны. Есть тут у меня одно предложение к вам. Скажу пока только одно. Нужен нам от вас поступок человеческий. И от него многое зависит.
— Я вас понял: человек — это звучит гордо! Спасибо, что сумели оценить. Душу мою понять. Но учтите: стрелять не могу. А вот бомбу брошу.
Дальнейшее продолжение их разговора проходило в кабинете Комлева. Иван Карлович, узнав о том, что ему предстояло сделать, поначалу просто испугался. Господи! Ворошить этот муравейник на Солнечной? Нет уж, увольте! Он свои годы хотел дожить спокойно и мирно. Афанасий уже начал было сетовать на столь бездарно растраченное время, как Иван Карлович вдруг заговорил:
— А что это я ухожу в кусты, когда весь наш народ борется за свою свободу и справедливость. Мы все должны быть солидарны. И я тоже хочу применить свою жизнь по прямому назначению…
Комлев все никак не мог разобраться, что скрыто за высокопарным и витиеватым стилем собеседника. То ли перед ним шут гороховый просто ваньку валяет, то ли в этом давно опустившемся человеке проклюнулся какой-то новый чистый росток с серьезным осознанием всего происходящего.
— Иван Карлович! Я подчеркиваю еще раз. Дело это очень важное. И если у вас есть хоть какое самое малое сомнение, лучше откажитесь сразу. От этого зависит многое, и мы в райотделе рисковать не имеем права.
— Вы сейчас, уважаемый, заговорили совсем как Владлен Иванович. Есть, мол, такие люди, которые дальше водочной стопки ничего не видят. Не так-с! Молодой человек! Вы жаждете поступка? Он будет!
Афанасий
Уже на пороге Иван Карлович рассмеялся:
— А что, это правда, что в революцию Феликс Эдмундович своим чекистам паек воблой давал? Весьма недурно.
…На углу аптеки, прикрыв микрофонную плашку носовым платком, Комлев звонил из телефона-автомата:
— Вытрезвитель? Здесь на улице Беговой у шестнадцатого дома пьяный лежит. Забрать бы надо. А-то ведь мороз вон какой. Еще замерзнет. Кто звонит? Да пенсионер. Горякин. Подъезжайте. Я буду ждать.
Звякнул трубкой о крючок, спрятал платок. Зашел в аптеку, занимавшую половину первого этажа. У окна стоял Осушкин и смотрел сквозь витрину на улицу.
Комлев тоже увидел, как к лежавшему на скамейке Ивану Карловичу подошла бабуля и, судя по всему, стала его распекать.
— Откуда она взялась? — сказал Афанасий.
— Так даже натуральнее, — произнес Владимир Ильич.
Показалась вытрезвительская машина и остановилась напротив аптеки. Осушкин оглянулся к женщинам-фармацевтам:
— Пора. Как и договорились. Будете свидетелями. Подходите ближе.
Тем временем из кабины машины вылез Кисунев, из будки Балыков и оба тяжело и неспешно направились к скамейке. Подойдя к «бороденке», огляделись вокруг.
— Аккуратней, сынки! Аккуратней! Шапочку не забудьте! — старуха подняла со снега меховую шапку.
— Че толкешься здесь? Не кино! — Кисунев выхватил у нее головной убор и скомандовал Балыкову. — Не чешись. Помогай!
Милиционеры поволокли лаборанта.
Кисунев захлопнул дверцу будки, вскочил в кабину. Машина тронулась.
— Давай-ка запиши адрес пожилой женщины! Я подожду в переулке, — толкнул Осушкин Афанасия.
Вскоре их «Волга» догнала машину из вытрезвителя. Та виляла по узким заснеженным улочкам. Остановилась около привокзального пивбара. Сержанты скрылись в павильоне и через пару минут вывели оттуда мужчину лет пятидесяти в черной шинели железнодорожника. Тот размахивал двумя зажатыми в руках таранками. Задержанного впихнули в будку. Кисунев с рыбьими хвостами и холщовой сумкой сел в кабину.
Последняя остановка была уже у здания вытрезвителя.
Осушкин и Комлев видели, как Ивана Карловича и железнодорожника провели за дверь с решетчатым окошечком.
— Как там твой философ, ничего не отчебучит? — спросил Владимир Ильич.
— Он человек непредсказуемый, но я просил его, чтобы держался.
Минут через десять на ступеньках вытрезвителя вновь появились сержанты. Закурили.
— С прохладцей работают, — сказал Осушкин, слегка приподнимаясь.
Их «Волга» стояла за длинным частым заборчиком. По двору сновали люди.