Искатель. 2014. Выпуск №4
Шрифт:
— Этого еще не хватало. Личность установлена?
— Да она толком ничего сказать не может.
— Собирай опергруппу, — сказал Комлев, уже натягивая шинель.
Приехав на место, Комлев первым толкнул незапертую дверь. В узком проходе его встретила осунувшаяся женщина в темной юбке и мышиного цвета свитере. Она с удивлением посмотрела на Афанасия:
— Гражданин начальник, здрасьте! Не узнаете? Я Недосекина.
— Валентина?
— Она самая.
— Кончился, значит, срок? Ну,
— Да. Мать померла, я тут и осталась.
— Так это у тебя случилось?
Все прошли в единственную обшарпанную комнатенку без штор. Комлеву бросилась в глаза широкая двуспальная пустая кровать. Он в недоумении остановился. На выцветшем диванчике увидел Кисунева, лежавшего навзничь: одна нога касалась пола, а правая рука судорожно застыла на груди. Одет он был в милицейские брюки и расстегнутую рубаху. Ботинки стояли на полу, китель висел на спинке стула.
Афанасий взял Кисунева за ледяное запястье, чтобы пощупать пульс, хотя было и так ясно, что тот мертв. Улыбка на его припудренном лице, по которому текли вниз зеленоватые морщинки, была загадочной и усталой. Мертвые у самой кромки вечности всегда знают чуть больше, чем живущие на белом свете.
— Он что, ночевал у тебя? — спросил, задумавшись, Комлев.
— С дружком был, — ответила Валентина. — Чуть-чуть выпили. Тот ушел с вечера, а он остался. Я будить не стала. Ушла на работу, а пришла — вот.
— А что за дружок был?
— Тоже из вашенских, Балык какой-то, с вытрезвителя.
— Вот уж действительно — свои… Разыщите Фуфаева, — сказал Комлев.
В дверях появился Тормошилов:
— Мать честная!
Судмедэкперт, бритый мужичок в белом халате поверх пальто, осмотрел труп. Потом сказал:
— Никаких телесных повреждений не видно.
Майор Гиви осторожно склонился над батареей из пустых и недопитых бутылок, поочередно обнюхивая их и отставляя в сторону. Беря за краешки стаканы, просматривал их на свет.
— Машину в прокуратуру послали? — спросил Комлев.
— Да, — ответили ему из коридора.
Афанасий вышел на лестничную клетку, где курил Тормошилов.
— Опять пьет, Валюшка-Швалюшка, — протянул участковый. — И собутыльников нашла по себе…
— Притон…
Тем временем к дому подскочила дежурка. Из нее вылез одутловатый помощник прокурора. Прошел в квартиру.
На лестнице появились Фуфаев и Бусоргин.
— А, вот и вы… Постойте, голубчики! — остановил их Комлев.
Разговор с Фуфаевым ничего не прояснил. Тот, как всегда, ничего не знал. Охая и злясь, говорил про Кисунева, что тот последние дни в отгулах, а за личной жизнью подчинённых разве уследишь. Где Балыков? Тоже ничего путного не сообщил.
Комлев вернулся в квартиру.
— Ну, что нам еще подскажет экспертиза? —
— Все ответы на месте будут. В лабораторных условиях, — показал на открытый портфель, из которого торчали горлышки бутылок.
— Ты уж не медли, пожалуйста. Случай-то особый. Управление, наверно, уже заждалось с информацией. Небось, в отделе все телефоны звонят.
Гиви уехал.
Помощник прокурора, не обращая внимания на откровенные зевки понятых, медленно писал протокол осмотра. На кухне сдержанно покашливала Валюха. Фуфаев и Бусоргин немо стояли у окна.
— Можно увозить в морг, — бросил, наконец, бритый эксперт.
— Тормошилов! Распорядись! — дал команду Афанасий.
— Все будет в лучшем виде, — заговорил участковый.
Комлев спустился вниз по лестнице и поехал в райотдел.
Он не знал, что ему делать теперь, за что ухватиться. То ли опыта не хватало, то ли каких-то особых черт характера. Им все больше овладевала полнейшая растерянность. Самостоятельность, которую проявлял доселе, вмиг улетучилась.
Что же все-таки предпринять? Решение не находилось. Затор? Вот уж эта головоломная начальническая стезя!..
Вошел Гиви, держа в протянутой руке заполненную на одну треть бутылку.
— Вот, проверял… Кипит при температуре шестьдесят четыре градуса.
— О чем ты?
— Да это же метил, Афанасий Герасимович!
До Комлева дошло: в бутылке метиловый спирт.
А если свои убрали? Рубят концы? Надо будет во всем разобраться…
Нехотя поднял трубку зазвонившего телефона:
— Комлев слушает.
— Что — то ты задерживаешься на работе, — раздался голос Людмилы Ивановны.
— Да хорошего мало.
— А, ты уже знаешь о назначении Дубняша?
— А его что, от нас переводят?
— Нет, Афанасий. Уже есть согласованное на всех инстанциях решение. Он будет начальником райотдела.
Комлеву показалось, что он ослышался. Это же не может быть! Окружающий его мир стал до нелепости фантасмагоричным и нереальным. Всего одна фраза, вскользь оброненная по телефону, и вот уже рушится мир, почти выстроенный им, со страшным треском внутри ломается вся его судьба.
— Это я, я — предательница, — продолжала Забродина. — Но поступить иначе я не могла. Ты должен понять меня. Если хоть капельку относишься искренне к нашим чувствам. Нас с тобой вымазали дегтем. И чтобы я осталась чистой среди всей этой грязи, нужна была жертва. И эта жертва — ты. Но ты ведь мужчина. Ты сильный, И ты, я знаю, немножко любишь меня. Я говорю сейчас сумбурно. Но поверь, милый, так надо. Обстоятельства сильнее нас.
Афанасий потерянно молчал. Мучительно, на отчаянном выдохе выдавил из себя всего одно слово: