Искатель. 2014. Выпуск №8
Шрифт:
— Любить наркоманов вас никто не заставляет, но и лишать их жизни никто не давал вам права, — сурово произнесла судья.
Подполковник Белов вновь шепнул Вадиму:
— Теперь понятен мотив убийства — месть. Из-за наркомана пострадал ее любимый мужчина.
— Это очевидно, — согласился Вадим.
Судья постучала своим молотком, призывая зал к тишине, и спросила подсудимую:
— Каким предметом вы убили гражданина Суглобова?
— Все тем же — пестиком. Другого оружия у меня не было. После осквернения пестика
— И продолжили использовать его по своему прямому назначению?
— Да, ваша честь. Толкла черемуху для пирожков. Мне нравятся пирожки с черемухой.
Вадим шепнул подполковнику Белову:
— Я ел у нее пирожки с черемухой. Вероятно, после убийства Кости Суглобова.
— Это все сантименты, мой юный друг, — буркнул в ответ Белов, разглядывая кого-то впереди. — Мне что-то не нравится вон тот упитанный мужчина в кожаной куртке, который выкрикнул: «Тебя, стерву, саму надо сжечь в крематории». Какая-то агрессия от него исходит.
— Здесь сейчас от многих агрессия исходит, — ответил Вадим. — У меня, Евгений Геннадьевич, появилось острое желание покинуть данное собрание. Вы как на это смотрите?
— Отрицательно, — ответил Белов, не спуская взгляда с упитанного гражданина в кожаной куртке. — Я бы посоветовал подождать. Тебе пригодится для опыта.
А судья продолжала допрашивать Лопатину:
— Подсудимая, из материалов дела видно, что убийца гражданина Суглобова был одет в черный балахон, черную шапочку-маску со светящимися кругами вокруг глаз. К чему был этот маскарад?
— Для психического воздействия, ваша честь. Я ведь была одна, а наркоманов много. Всякое могло случиться. Вот я и решила их напугать. По-моему, получилось.
— А светящиеся круги?
— Это фосфор, ваша честь. Мой муж любил шалить. Особенно перед Новым годом. Делал маски и разрисовывал их фосфором. В темноте светились. Весело было.
— И куда вы спрятали эти «шалости» после преступления? При обыске у вас их не нашли.
— Я их не прятала, ваша честь. И балахон, и черная шапочка в кладовой, в подвале. Там полиция не искала.
— От кого вы узнали о наркопритоне на Рельсовой?
— От одинокой женщины, гулявшей с собачкой. Случайно. Она пожаловалась, что наркоманы житья не дают, а в полицию сообщить боится, опасается мести наркоманов. Слово за слово, я узнала, где эта женщина живет и что квартира-притон рядом с ее квартирой. Да, вспомнила. Марья Ивановна ее звать. В гости приглашала. Славная пожилая женщина. Теперь наркоманы не будут нарушать ее покой.
Откровенные слова подсудимой несли в себе такой заряд неприкрытого зловещего цинизма, что присутствующие в зале просто оцепенели. Многие сочли маньячку психически больной, однако напоминание судьи о вменяемости подсудимой сбивало их с толку. И люди продолжали оставаться на своих местах из простого любопытства — чем же закончится это необычное
— Подсудимая, когда вы открывали газ в наркопритоне, у вас хоть немного шевельнулось чувство жалости к молодым людям, которых вы решили убить? — спросила судья.
— Нет, ваша честь. Чувство жалости во мне не присутствовало. Это же наркоманы.
— Ведьма, гореть тебе в аду! — выкрикнул упитанный гражданин в кожаной куртке, размазывая по лицу слезы.
Судья энергично застучала молотком и предупредила крикуна:
— Гражданин, делаю последнее замечание. Еще раз нарушите порядок — и я удалю вас из зала суда.
Упитанный гражданин что-то зло пробормотал в свое оправдание и, обхватив голову руками, закачался в безмолвном рыдании.
— Подсудимая, по какой причине вы отказывались давать показания на предварительном следствии? — продолжила допрос судья.
— Следователь и прокурор не вернули медальон, ваша честь, — ответила обиженным тоном Лопатина, — я посчитала это несправедливым. Этот медальон дороже мне самой жизни. Я прошу вернуть его. Надеюсь, ваша честь, что вы примете справедливое решение.
— Вы имеете в виду медный медальон со словами «лагерный номер шестьсот тринадцать», обнаруженный следователем на месте вашего преступления?
— Да, ваша честь.
— Суд примет по этому вопросу законное решение, — сухо ответила судья. — У вас есть что дополнить к данным показаниям?
— Нет. Я надеюсь, что за мое честное признание вы удовлетворите мою просьбу и расстреляете меня. Я очень вас прошу!
— Подсудимая, почему вы спешите расстаться с жизнью? — не сдержала удивления судья. — В вас пробудилась совесть? Может, вам стало жаль страдающих по вашей вине родственников убитых вами молодых людей?
После короткого молчания Лопатина твердо ответила:
— Ваша честь, я полностью признала свою вину, но в своих поступках не раскаиваюсь. Если бы мне представилась возможность совершить все заново, я бы сделала все так же.
Судья спросила, а подсудимая ответила. Но этот момент оказался последней каплей в терпении несчастного отца, страдающего от потери единственного, любимого сына, хотя и наркомана. Кому не понятно родительское чувство к родному чаду, будь оно хоть трижды порочно!
Все последующее произошло в считанные секунды.
С возгласом — «эта змея — само исчадие ада!» — упитанный гражданин в кожаной куртке с неожиданной для его грузного тела прытью соскочил со своего места, стремительно подбежал к железной клетке и дважды выстрелил в подсудимую из пистолета. Третий раз не успел. Полицейские выбили у него оружие, повалили на пол, закрутили руки за спину и защелкнули на них наручники.
В зале запахло сгоревшим порохом. Врач и медсестра поспешили в клетку к подсудимой. Но Лопатиной не нужна была медицинская помощь. Одна пуля попала ей в шею, а другая в середину лба.