Искатель. 2014. Выпуск №9
Шрифт:
— Древняя библия угрешей.
— Откуда ты знаешь, даже не раскрыв ее?
— Бабушка говорила, что в книге содержится вся мудрость мира и жизни, все ответы на все вопросы. Что это, если не библия?
— Об этом наказе бабушки ты также умолчала.
— Я же уже извинилась и объяснила. Бабушка дала мне чудесные ключи. Она не сказала прямо: искать то-то и там-то. Суть в том, что конечная находка — книга, то есть истина. Но знать истину имеет право только тот, кто хочет ее узнать. Возможно, что сама бабушка не хотела: как и всякая женщина, она лишь желала прожить жизнь в покое и достатке.
— Конечно, — согласился Иван. — Не в машине же библию читать. Только вот с мотелями в этих краях трудно.
Вскоре они въехали в Калязин. Город, как всегда, рассмотреть не успели, лишь увидели издали колокольню, бесконечно падающую в искусственное море. Гостиница в черте города была всего одна. На этот раз Делла потребовала отдельный номер.
Утром Иван постучался в ее комнату и нашел девушку растерянной и подавленной. Она сидела у окна и смотрела с высоты на сонный город. Оглянулась на вошедшего Ивана и снова уставилась в окно, сложив руки на груди.
— Это не древняя библия угрешей, — сказала она. — Это книга, написанная Дереком.
— И что же написал художник?
— Многое. В том числе, и о самом главном.
— О конце света?
— Да.
Казалось, надо клещами вытаскивать из нее каждое слово.
— Ну и… — с наигранной бодростью проговорил Иван. — Когда намечается конец света?
— Никогда, — сказала Делла, опустив голову.
— Выходит, зря мы с тобой по реке куролесили?
— Не зря, — сказала Делла.
Она подняла голову, и Иван только сейчас увидел, каким измученным было ее лицо. Не просто от бессонной ночи. Что-то она все же узнала из этой книги, нечто потрясшее ее до глубины души.
— Я голодна, — вдруг сменила она тему, быстро поднявшись. — Пойдем где-нибудь позавтракаем, а?
Недолго поколесив по городу, они нашли приличный ресторан. Сидели на открытой веранде, хорошо была видна гладь реки. Иван вспомнил их первую встречу в Москве, также в открытом ресторане, только над другой рекой. Казалось, это было бесконечно давно.
— Конца света не будет, — проговорила Делла, позвякивая ложечкой в чашке, — потому что он уже произошел.
— То есть?
— В двенадцатом году весь мир бредил концом света. Но бредил как-то несерьезно, без паники. В сущности, никто в это предсказание не верил. Но Амамутя уготовил для нашей планеты иную, более страшную участь, чем ожидание апокалипсиса.
— Что такого там прочитала, скажи толком!
— Вспомни картины Дерека. То, что там изображено, и есть реальность. А это, — Делла повела рукой в сторону реки, — просто иллюзия. Вот о чем он хотел поведать в своих картинах.
— Иллюзия? Кому это нужно, для чего выстраивать эту иллюзию?
— Ни для чего. Думаю, никто не делал этого специально. Нет никакого огненного бога. Человеческие сознания сами создали это. Когда взорвалось Солнце. Планета была уничтожена, но сознание людей — нет. Люди даже не заметили этого, заменив реальность галлюцинацией. И для всех нас по-прежнему существует и небо, и вода…
Иван посмотрел по направлению ее взгляда. На долю секунду ему показалось, что картинка дрожит и
Они сидели на лавочке, над местным диким пляжем, сегодня безлюдным. Вдали струились первые огни Калязина, бледные на фоне розового неба, где только что село солнце и можно было еще проследить его наклонный путь под краем планеты.
— «Молодость свою отдай свету, и пусть солнце возьмет, чтобы вернуть обратно, молодость твою», — процитировала Делла. — А ведь это пророчество сбывается. Амамутя — солнце. Ты хоть и не совсем настоящий, но Амамутя.
— Да и мой иероглиф — жизнь — похоже, также вполне отпечатался, — сказал Иван. — Я, кажется, обрел мою жизнь. Моя жизнь — это ты.
Делла глянула на него с заговорщицким блеском в зрачках, отражающих дальний берег.
— Посмотри, как красиво, — сказала она, указав ладонью на огни.
Город на другой стороне реки с каждой минутой погружался в темно-багровый сумрак, что было любимым цветом этой удивительной девушки. Движущиеся галогены автомагистрали, уличные фонари рядами, вспышки электросварки на какой-то стройке — все вместе это напоминало продуманную композицию, вроде мастерски обустроенной новогодней елки.
Впрочем, ничего этого нет, вся эта красота — лишь плод коллективного творчества сознаний. И все же оно существует. Как существует, скажем, картина художника.
— Пусть наш мир и не таков, каким кажется, какое до этого нам с тобой дело? — сказал Иван, нащупав в темноте ее руку. — Вот я, вот ты, вот наши пальцы. Мы такие есть и будем такими до самой смерти. Вместе.
Делла молчала.
— Вместе? — повторил Иван, уже не утверждая, а спрашивая, и через несколько секунд ожидания, которые показались ему вечностью, полной света и огня, услышал короткий, едва слышный выдох:
— Да!
Делла высвободила руку, села на топчане, обхватив колени. Она смотрела на гирлянды городских огней, огни отражались в ее глазах.
— Вместе, — сказала она. — Как два злодея, повязанные общей тайной.
По легкому дрожанию ресниц, взгляду, обводящему вещи как будто поверх их сущности, Иван понял, что в этот момент для ее красной тетради рождается новая поэтическая строка.
Все встало на свои места, все было решено, пророчество Амамути разгадано, и только где-то на самом краю его сознания шевельнулась смутная мысль… Дерек. Картины создал он. Предания угрешей собрал он. Книгу написал тоже он. Что, если пьяная выдумка Деллы и на самом деле была истиной? Не есть ли всё, что они искали этими летними днями, — и тайна народа угреш, и конец света — лишь причудливая, больная фантазия одного человека?