Искатели сбитых самолетов
Шрифт:
Но разве с ним поспоришь? Он у фашистов в чести. Два сына, которых он увез во время революции из России малышами, теперь заслуженные офицеры фашистской армии, сражаются за Гитлера в рядах германской авиации, и ему за это почет и уважение.
Был он когда-то Иваном Ивановичем Бутеневым, а убежав от революции в Германию, вспомнил, что предки его — обрусевшие немцы звались Бутенопами, и вот теперь царствует под охраной фашистских солдат.
Всем русским он так не доверяет, что и прислугу с собой привез заграничную: лакей — австриец, повар — венгр, горничная —
Все это поведали Тезке местные ребята. Когда он спрашивал, есть ли здесь коммунисты, комсомольцы, пионеры, сельские ребята сразу умолкали. Чужой все же…
Дед Матвей, нашедший его в лесу, как-то попросил поточней рассказать, кто его родители, что они делают. Узнав, что отец строит корабли, а мать преподает немецкий язык в школе и оба они коммунисты, старик почесал маковку.
— Вот так чудеса, а сынок предался фашистам.
— Кто? Герка? Не может быть! Он честный! Это клевета! — Тезка так обиделся за брата, так раскипятился и так обрадовался, что тот все же нашелся, что чуть не растерзал старика.
А Бортников усмехнулся его горячности и рассказал, что в семье помещика найденного в лесу мальчишку сделали приемным сыном, фольксдойчем.
— Что это за фольксдойч?
— Лицо немецкой крови, живущее в другой стране, таких гитлеровцы считают своими, арийцами, хотя и второго сорта.
— А мы не из того сорта, мы голландского происхождения. Наш предок был пушкарем при Петре Первом. Когда палил в шведов, командовал «файер»! И сам царь прозвал его Файеровым.
— Вот вы из каких знатных.
— Ага. С тех пор наши предки всегда верно служили России. И мы с Геркой тоже будем… Мы здесь родились, мы русские! Только он потише меня.
— Про тебя не скажу, русачок, ясно, удалой парень, а в Герке помещик и его мамаша души не чают. Ничего себе «тихоня»!
— Это ошибка! Герка, он такой: он, если не поджечь, тих как порох, а поднеси спичку…
— Ого! — усмехнулся старик. — Пороховой бочонок в доме врагов — это штука веселая… Да не просто к нему спичку поднести. Его там, как цаценьку, стерегут. За ним много глаз…
— Ничего, за нами, бывало, сотни глаз следили и уследить не могли.
— Когда же это?
— А вот когда мы в беге с другими отрядами соревновались по пересеченной местности. Я, бывало, стартую, а Герка финиширует…
— Подменялись, значит, пользуясь сходством. Ишь вы, хитрецы… Своих обманывали.
— Ну, а чужих-то тем более сможем обхитрить!
Старик рассмеялся.
— Герка, он умеет прятаться, притворяться, а вот я не так, чересчур горячусь… Вы ему дайте любое задание, если есть…
— Задание есть, — несколько помявшись, сказал старик, — хлеба надо достать и для ваших ребят, да и у нас есть едоки.
— Утащить из пекарни?
— Утащить мало, надо к чехам умело подойти. У помещика пекарями работают наши братья славяне из Чехословакии, пригнанные
— Дайте Герке задание, инструктируйте…
— Попробуй его инструктировать, он там в таком окружении, как принц какой-нибудь, на кривой козе не подъедешь… Вот незадача… — Старик задумался и, оглядев Тезку, сказал: — А ведь действительно, как две капли воды вы по обличию, поменяй — не узнаешь… а характеры все-таки разные… Бывает… Бывает… А стойкость в тебе есть, Огоньков?
— Стойкость? Я в себе выдержку вырабатывал, чтобы зря не горячиться. Бывало, скажу ребятам: а ну, бей меня кто хочет, я стерплю и не обижусь. И ребята пробовали, терпел… Вы тоже попробуйте, вот ударьте по щеке и увидите, какой я терпеливый.
— Верю, верю, — сказал старик, — ты это в себе прибереги, не растрачивай, пригодится. Поживи пока у нас тихо-мирно, похлебай-ка пустых щей, поноси худых лаптей, как это говорится, а там видно будет.
Тезку одели в какие-то длинные штаны с бахромой, в рваную заплатанную рубашку, дали опорки на ноги. И он стал ничем не отличаться от сельских мальчишек.
Старик же исчез куда-то и строго-настрого приказал: к имению Бутенопа не соваться, вести себя тихо, незаметно и ждать.
А чего ждать? Взрывать их надо, фашистов. Мины под них подкладывать. Прокрасться и… Вот бы подвиг какой совершить, или своим помочь, или хоть одного фашиста уничтожить!.. А то живет он, Тезка, как будто и войны нет, играет с мальчишками в городки, с девчонками в прятки, как самый обыкновенный глупый парнишка!
Тезка томился, тосковал по своему брату, по оставленным в лесу товарищам.
Это надо же, поканались на счастье — и вот тебе: ждут-пождут, а от самых счастливых ни слуху ни духу, ни корки хлеба, ни щепотки соли…
Что теперь думают ребята? Что думает вожатая?..
Сплошные любезности
Это было уму непостижимо, удивительней удивительного. Владлена Сергеевна и Лизочка шли по городу, битком набитому фашистскими солдатами, и никто их не хватал, не останавливал. А ведь стоило полюбопытствовать и приоткрыть хотя бы дубовые листья с их корзинок, и сразу бы выяснилось, что грибницы они липовые. Не разбираясь в грибах, набрали каких попало.
Фашистские солдаты и офицеры шли по улицам веселые, довольные. Они приветливо смотрели на спутниц. Уж не в белых ли платьях тут дело? Кто-то даже подыграл Ладе вслед на губной гармошке:
— Давай, давай, Катюша! Пляши давай!
На встречном грузовике, полном солдат, слышались шутки, песни.
Грохотавший по булыжникам танк неожиданно остановился возле оробевших спутниц. Из люка выскочил танкист, веселый, кудрявый, голубоглазый. Вложил в руки Лизочки большущую куклу с фарфоровым личиком, отдал честь Владлене Сергеевне и, прыгнув в танк, умчался.