Искатели странного
Шрифт:
— Минуточку, молодой человек! Давайте лучше поговорим, чем гонки устраивать!
Незнакомец энергично произнес короткую фразу на неизвестном языке, собираясь уйти. Георг машинально протянул руку, чтобы задержать его, но сказать, а тем более сделать ничего не успел: страшный удар в живот согнул его пополам. Хватая ртом воздух, он силился удержать ускользающее сознание, но тут словно взорвалось что-то перед глазами, и он, успев ощутить облегчение оттого, что больше не нужно стараться не впасть в беспамятство, провалился в небытие.
Глава 4
Кофе Георг выпил, а от
Джорджи, то у него голова была забита своими железками. Что-то они там в своем детском клубе постоянно сверлили, привинчивали и присобачивали. В комнате у него тоже все время что-то жужжало и вращалось. Похоже, что в клубе решили своими руками повторить все созданное человечеством — от водяного колеса и парового двигателя Уатта до ульмотронов, стеллеров и краттов. На пакости вместе с приятелями Джорджи еще хватало, но посмотреть внимательно на отца ему было уже абсолютно некогда.
С озабоченным видом Георг глянул на таймер блок-универсала, торопливо поднялся и вышел, помахав Марте рукой на прощание. В мастерской он с удовольствием узнал, что заказов сегодня мало, что команда Южного промышленного района по регби опять не вышла в финал и что Милорадович, похоже, все-таки женится на Лене Самусевич. Самого Милорадовича сегодня не было, шутки в его адрес иссякли сами собой, Георг набрал запасных частей и поехал по вызовам.
Освободился он часа через полтора и сразу вызвал по блок-универсалу Юлию. Лицо ее на крошечном экранчике аппарата казалось старинной эмалевой миниатюрой — Георг в последнее время стал благодаря Юлии неплохо разбираться в истории искусства. Все это, конечно, давно отмерло — он имел в виду миниатюру, — а жаль…
Юлия была дома одна и пыталась работать, но безуспешно. «Ничего у меня сегодня не получается!» — с досадой сказала она. Георг осторожно предложил ей поехать куда-нибудь, развеяться… Она отрицательно покачала головой и вдруг предложила:
— Прилетай сюда! — и добавила, уловив его замешательство: — Стивена нет, он на Островах и явится, самое малое, через неделю.
Нельзя сказать, что замешательство Георга от этого сообщения уменьшилось. Он полетел к ней в полной растерянности.
Юлия была в саду. Она быстро пошла навстречу, улыбаясь ему робкой, неуверенной улыбкой. Черемуха разрослась вокруг, живой стеной отгораживая их от мира. Георгу показалось вдруг, что они одни в городе, на планете, во Вселенной. Где-то есть люди, машины, заводы и стадионы, но все это в другом измерении, а здесь только солнце, и тишина, и негромкая песенка одинокого чилибрика в траве, и радость в глазах и голосе Юлии.
Георг бережно взял Юлию под руку — вольность, которая дозволялась лишь мужу. Юлия на мгновение коснулась его плечом. Они вошли в беседку, не размыкая рук. Из пола выросли, разворачиваясь, полупрозрачные кресла. Юлия опустилась в свое. Георг быстро сел, потянулся к ней, кресло послушно повторило его движение, сдвинулось со вторым креслом. Юлия подняла на Георга взгляд, в глазах стыла тоска.
— Ну что ты, глупенькая? — нежно спросил он, опять беря ее за руку.
Она покачала головой, не отнимая руки:
— Не знаю… Меня что-то гнетет… Не то мы с тобой делаем…
Близость
— Хотя… Мы с тобой ничего и не сделали. Если уж так говорить, то нас и упрекнуть не в чем. Ну встречались, ну разговаривали…
Она напряженно смотрела на него, ожидая подтверждения; ей трудно было преступить законы общепринятой морали. Она не могла уже отказаться от Георга, ей все время нужно было видеть его, разговаривать с ним, и в то же время хотелось оставить все как есть — наивная и трогательная попытка уйти от решения вопроса, который в общем-то уже решен, и она сама это чувствовала, и изо всех сил закрывала на это глаза. И Георг мягко сказал:
— Ты ведь понимаешь, миленькая, что мы с тобой уже преступили все моральные нормы… То, что у нас…
что мы не были… ничего не меняет. Мы любим друг друга, и это значит так много, что все остальное уже не важно. И для нас, и, к сожалению, для окружающих…
Юлия спрятала лицо в ладонях. Георг мягко отвел ее руки от залитого краской лица.
— Не надо, милая… Я тоже сейчас только понял все это… Но куда уж тут денешься, видно, судьба… — И он осторожно поцеловал ее в полуоткрытые губы.
Губы дрогнули, ответили. Не открывая глаз, она обхватила его за шею и прижала с неожиданной силой. Кресла, расправляясь, слились и вытянулись в одно широкое ложе.
Волны мягко накатывали на песок и тихо исчезали в нем. Прибрежная полоса темнела, но вода просачивалась вглубь, и ровная, выглаженная волной песчаная полоска светлела на глазах — до следующей волны. Георг подгреб валик горячего песка и улегся на него грудью. Чуть скосив глаза, он наблюдал за Юлией. Капли воды блестели на загорелой коже; скрестив на песке руки, она положила на них подбородок и задумчиво смотрела вдаль. Глаза ее словно вобрали синеву моря.
«Как немного женщине надо, — подумал Георг. — Еще неделю назад она была сплошной сгусток нервов, а теперь успокоилась, привыкла, принимает все как должное, словно так и надо. И как бы ни было шатким статус-кво, она спокойна, словно впереди у нас целая вечность…» Георг отнюдь не был настроен так безмятежно. Он все еще чувствовал себя не в своей тарелке. Это не было каким-то осознанным чувством вины, просто его ни на минуту не оставляло смутное ощущение душевного дискомфорта. В отличие от Юлии он отчетливо понимал, что вечно так продолжаться не может.
Подошли Стивен и Марта. Стивен был весел, оживлен и словно налит упругой силой. Он не садился, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Грудь его вздымалась, он широко дышал после заплыва. Он встряхнул руками, мышцы мягко перекатились под кожей; капли воды сорвались наземь, блестящими шариками прокатились по песку и замерли, на глазах одевшись в тусклую пленку мелкой серой пыли. Марта беспокойно оборачивалась — на мелководье барахтался Джорджи, наотрез отказавшийся выйти из воды.
Георг закрыл глаза, продолжая видеть залитый солнцем пляж, фигурки купальщиков в белых бурунчиках взбудораженной ими воды, великолепного Стивена, робкую Марту и, конечно же, Юлию… Он всех сейчас любил — и Марту, и Стивена, и неведомых купальщиков. У него стеснило сердце, и он задержал дыхание, справляясь с волнением.