Искажение[СИ, роман в двух книгах]

Леж Юрий

Окружающие Аньку бойцы сообразили моментально, что оттуда, из-за дымной пелены, кто-то стреляет по ним частными, но нестройными винтовочными залпами из десятка стволов. Да и как было не сообразить, если вслед за белобрысым еще пяток человек кулями свалились на землю, и только один из них шевелился, в агонии суча ногами и вздымая пыль.

Правда, оставшиеся в живых ловко и быстро сами попадали на землю, сдергивая со спины винтовки, выставляя их стволами в сторону, откуда прилетали пули. Залязгали затворы, зазвенели обоймы, возвращаемые после зарядки в подсумки. Анька продолжала стоять, будто вкопанная, ошалевшая, шокированная и ничего не понимающая. Еще бы, впервые

она оказалась под настоящим обстрелом, да и оказалась-то случайно, совсем неожиданно. Анька не сообразила, сама ли она упала или кто-то из бойцов успел ударом в спину свалить ее, но пришла в себя девушка уже лежа носом в пыли и вздрагивая всем телом от страха, когда над головой ее пролетала очередная пуля. Но страх внезапности постепенно прошел, и теперь ничто не мешало Аньке рассмотреть, как упавшие бойцы тоже стреляют в ответ, но странно: зачем-то передергивая после каждого выстрела затвор и заново прицеливаясь в ту сторону, откуда летели пули.

И еще — очень странно пролетают минуты боя, казалось, вот только что, мгновение назад, валился на землю окровавленный белобрысый боец, не успевший даже и винтовку-то со спины скинуть, а уже полдесятка его товарищей постреливает в сторону дымной пелены, а позади них слышны дружные уверенные шаги. Анька не успевает оглянуться, но слышит, как позади раздается негромкий, звучный приказ: "Товьсь! Залпом!… пли!!!" И хлесткие, сухие звуки выстрелов покрывают все остальные звуки…

… Сильные руки подняли Аньку с земли, и несколько секунд она ничего не понимала, пока не сообразила, что в упор на нее смотрят кошачьи, желтоватые, в крапинку, с маленькими бездонными зрачками, веселые и бесшабашные глаза. Вздрогнув от проникающего в душу взгляда, Анька резко отстранилась, отступив на шаг, и критически оглядела невысокого, худого, но жилистого мужчину в такой же, как и остальных потертой, мятой, но чистой шинели, в картузе, но был этот мужчина чисто выбрит и вместо винтовки держал в руке громоздкий, но узнаваемый по фильмам и книжкам наган.

— Бесстрашная, — констатировал удовлетворенно мужчина. — Наша, выходит, девка-то…

На той стороне

…"Пиджак мне подай", — попросил от дверей Цыган.

Анька, лениво развалившаяся в постели, приподняла голову, оглядывая своего временного компаньона с головы до ног.

— Хорош, подлец! — восхищенно резюмировала она свой краткий обзор и выскочила из-под одеяла, как была, голышом.

Подхватив висящий на спинке стула темно-серый пиджак, Анька, сделав пару шагов, протянула его Цыгану. А тот и впрямь являл собой этакий манекен, разодетый в жилетку и брюки того цвет, что и пиджак, в темно-синюю сорочку и галстук, благоухающим чем-то сногсшибательно парфюмерным, в начищенных до ослепительного блеска ботинках. И длинные, красиво вьющиеся его волосы были чисто вымыты и тщательно уложены, и лицо гладко выбрито. Вот только никакой одеждой, никаким парфюмом, укладкой волос и бритьем невозможно было скрыть хищный прищур серых, ледяных глаз и природную смуглость кожи. И шрам на виске, полученный явно не в детских играх.

Принимая из рук Аньки пиджак, Цыган исхитрился поймать пальцами ее сосок и сильно, но ласково покрутить его. Сосок напрягся, и Анька поймала себя на мысли, что готова прямо сейчас повернуться спиной к мужчине и чуток наклониться вперед, в ожидании, когда он расстегнет брюки и направит твердый и длинный орган в нее.

Цыган отпустил сосок, ловко надел пиджак и чуть небрежным жестом взъерошил и без того взъерошенные со сна короткие волосы Аньки.

— Жди, позвоню, — попрощался он.

Анька

послушно кивнула и посмотрела, как Цыган выходит из комнаты, подхватывает стоящий на полу роскошный портфель из настоящей кожи с обитыми потемневшей бронзой уголочками и открывает входную дверь.

Когда дверь захлопнулась, Анька не стала возвращаться в постель, а звонко шлепая по узорчатому паркету босыми ногами, пошла на кухню, сообразить себе какой-нибудь бутерброд с чаем или яичницу с рюмкой водки.

Конечно, с утра пить водку не самое благородное занятие, да еще и для молоденькой симпатичной девушки, но чем же в таком случае запивать яичницу на сале, сдобренную обжаренной копченой колбасой, луком и чесночком? Ну, не мартини же или, упаси бог, шампанским.

На кухне Анька быстренько достала из морозилки кусочек сала, порезала его на разделочной доске на тонкие равные ломтики и стряхнула их в большую чугунную сковородку, которая уже нагрелась на газовой плите, пока девушка хозяйничала за столом. Туда же, на сковородку, после того, как сало истекло "соком" и слегка обжарилось с двух сторон, Анька накидала с десяток кусков варено-копченой колбасы непонятного наименования: этикетка была давно утрачена, но по качеству колбаска превосходила все до сих пор Аньке известные.

Пока тонкие ломтики колбасы наполняли кухню ароматом, а заодно и поджаривались, Анька лихорадочно быстро почистила луковицу и пару зубчиков чеснока, измельчила их, привычно орудуя ножом, и столкнула с разделочной доски на сковородку, перемешивая лук, чеснок, поджаренное сало и переворачивая ломтики колбаски на другую, еще не обжаренную сторону.

Ну, вот, считай, и завтрак готов! Остается разбить на сковородку пару яиц, прикрыть крышкой и убавить огонь, что б яичница все-таки пожарилась, и не сгорела. Да, и самое главное — достать из шкафчика хрустальный стаканчик, а с полочки — тарелку…

… Запах жареной колбасы разбудил Аньку. Уже поворачиваясь на бок, она сообразила, что вовсе не в шикарной квартирке на широкой мягкой постели провела сегодняшнюю ночь. И вспомнила весь вчерашний, суматошный, суетливый, ни на что до сих пор происходящее в её короткой сумбурной жизни не похожий день.

Сначала стреляли по ним, откуда-то из пелены дымного тумана. Потом подоспели свои и отогнали вражеских стрелков, обзывая их "интервентами" и "буржуинами". Тут Анька и познакомилась с Андреем Васильевичем Крыловым, командиром роты, да и со многими окружающими его бойцами, которых он, так же, как и вражеских, называл "стрелками". Видно, в этом мире таковым было устоявшееся прозвание солдат.

Выскочил откуда-то из тумана расхристанный, без оружия и с выпученными глазами мужичок, на звание стрелка ну никак не тянущий, завопил было во всю глотку: "Окружают! Их там сила несметная прет…" Но замолк от ловкого удара поддых прикладом. Двое, по команде ротного, подхватили его под руки, отнесли к стене и, отойдя на десяток шагов, расстреляли равнодушно и просто, будто занимались этим каждый день. А потом, передернув затворы, быстрым шагом поспешили помогать товарищам, устроившимся у палисадника и постреливающим куда-то вдаль…

Поговорить толком с ротным Анька не успела, ему было не до случайно встреченной девчонки, пришлось руководить разгорающимся боем, она сочли излишним ходить за ним хвостиком, пристроилась рядом с подраненным Цыганом, молодым, жизнерадостным, несмотря на кровоточащую повязку и разорванные штаны. Он научил её набивать обоймы, и Анька, сообразив, что иного толку от нее в бою пока не будет, сноровисто пихала огромные, чуть не в два её пальца толщиной, патроны в слегка изогнутую жестяную планку.