Искажение

Бунто Мария Павловна

Высокий, статный господин, в длинных одеждах молча, не соболезнуя и не оглядываясь, вошел в зеркало и подобно первому, бесследно исчез.

Я поняла, что осталась одна. Повинуясь выше полученным заключениям, я ползком двинулась в направлении зеркала, туда, где только что, стояло трое неизвестных, все еще опасаясь, стать на ноги. Мои усилия оправдали себя. Я максимально приблизилась к зеркалу. Брезгливо, подавляя страх, и отвращение я дотронулась до горстки пыли. Мне казалось я все еще слышу немой крик отчаянного старика. Я судорожно вытерла ладонь. Мне было невыносимо страшно, если честно. И противно. Это же человек, думала я. Ну, почти человек. Короче я не знаю что это! Мерзость, какая! И тут, как брошенное профессиональным метателем копье, в мой мозг ворвалось осознание всего происходящего!

«Черт! Да это же. Это. Весь этот мусор по которому я ползала… Это

люди. Это бывшие люди. Какой ужас! Фу!». Именно этот животный, неконтролируемый страх заставил меня встать на ноги. Не встать – вскочить! Я отряхивала свои одежды, волосы, руки, плечи, словно на мне пылал огонь. У меня был припадок, я подскакивала и верещала, как сумасшедшая. Эта пыль была повсюду, в ушах, на лице – везде! Я хаотично и истерично отряхивала себя, буд-то по мне кишат насекомые. Эта паника, эта истерия длилась достаточно долго, пока сердце, которое как мне казалось, еще сидело в моей груди не сжалось от импульсов и всплесков. Я схватилась за левую часть грудной клетки и, сжавшись, опустилась на колени. Теперь я просто рыдала. Мне было страшно и больно. Я рыдала безудержно и никто не слышал меня, а если и слышал, чем может помочь мне пыль, которая сама вопит безмолвным криком о помощи.

Не сразу, но я успокоилась. Я постаралась полностью подавить этот эмоциональный всплеск, который и так заглушала в себе на протяжении всего дурацкого путешествия. Я выпрямилась и тщательно протерла лицо от слез. Мне нужно было что-то делать. И в данной ситуации, я отлично понимала, что кроме меня, никто не прилетит на вертолете или в машине скорой помощи, и не вытащит меня из этого дерьма, в котором я сейчас находилась. Бранные мысли, и жесткие эпитеты помогли мне взять себя в руки. Кстати, совершенно дурное, глупое выражение! Никогда не любила и не понимала его. Что значит взять себя в руки? Ну, обхвати себя руками, и что дальше? Покачайся из стороны в сторону. И что? В меньшей степени, ты будешь просто выглядеть как придурок или сумасшедший! Чертовски хреновое выражение!

Да. Злость всегда была моим лучшим щитом, моим верным каркасом, благодаря которому, мой позвоночник носил меня по - этому странному миру. Миру, от которого я убежала. Убежала, но куда?

Подумав, что я слишком много трачу времени на размышления, я собралась с силами и. И повернулась к зеркалу. Там никого не было.

– Твою мать! – заорала я прямо в пустую, ничего не отражающую плоскость. – Где ты? А ну выходи! Немедленно! Ты слышишь меня? Эй ты! Иди сюда! Я есть! Вот я! Я стою прямо перед тобой! Я есть! – я так злобно и жадно выкрикивала слова, что услышала , как осип мой голос. Думаю, из моего рта прыснула слюна. И я бы не удивилась. Это нормально. Лучше слюна, чем слезы. Так мне казалось. Пусть хоть пена изо рта пойдет, но только не слезы. Нет. Довольно с меня отчаянья. Отчаянье еще никому не помогло. Это разрушительная сила для слабаков. А я не такая. Нет. Это не про меня. Пусть я сойду с ума, чем буду жалким ничтожеством. И я продолжала еще что-то орать в пустое зеркало пока. Пока из темноты не вышло мое отражение.

– Ха! Вот ты где! – я ликовала. Это была истерика, но я ликовала. Мне было все равно, отражение ли это мое или сбой психики создал этот мираж. Нет, мне было все равно. Я победила и это было главным. – Я знала! Да! Я знала. Это ты. – я неадекватно рассмеялась и смех переливался, как золотистая бронзовка, превращаясь то в плач, то в хохот. – Ты пришла. Да я знала. Я есть. Я. Я. Я не просто. Я не пыль. Я не останусь здесь! Нет. Я еще. Еще. – я не знала что еще, и замолчала. А мой двойник, живя отдельно от меня, неспешно подошел вплотную к зеркалу и безучастно таращился на меня.

– Чего уставилась? – грубо спросила я у себя самой. Отражение молчало. – Ну? Так и будем молчать? Или может…Не знаю. Типо, заберешь меня отсюда? – я тоже приблизилась к зеркалу. Некоторое время мы играли с моим отражением в асимметрию, то есть, я поворачивала голову вправо, и двойник вправо, потом влево, потом вверх, вниз, и так получался диссонанс в наших движениях. Мне быстро это надоело, и я продолжила беседу, это если мягко определить мой монолог. – Слушай ты. Не знаю как там тебя. В общем. Давай уберемся от сюда? Ты видишь? – я резко ткнула пальцем на место, где осыпался старик, но в процессе своих панических танцев, я естественно затоптала все, что оставалось от старика, и смешала пыль с общим беспорядком. – Там. Там был человек или кто-то, понятия не имею. Так вот. Я не хочу так. Понимаешь? Ты понимаешь, о чем я говорю? – я снова повернулась к отражению себя. – Если ты меня. Если мы. Если. Короче нужно сваливать! Потому

что иначе я. И ты! Да, ты тоже! Тебя это тоже касается! Мы обе. Превратимся в этот сраный горсток пыли! Ты меня поняла? – я иссякла и больше не знала что сказать. Я прекрасно понимала, что если я продолжу, я могу снова впасть в истерику, а этого я не хотела. Тем паче, толку мне продолжать вопли, если мой, назовем его, собеседник, молчит. – Итак. Что скажешь? – это была моя последняя попытка, и я смирилась, ожидая, что же предложит мне мой двойник.

Мое отражение открыло рот и стало шевелить губами. Я прислушалась, но так ничего и не поняла из того, что вторая я мне пытается сказать.

– Эй! Говори громче. Я тебя не слышу! – я максимально близко подошла к зеркалу. Отражение продолжало что-то нашептывать. – Ты меня слышишь? Я тебя не понимаю! Давай! Добавь громкости! – меня начал обуревать гнев. Я конкретно злилась и тщетно кричала в непробиваемую безмолвную гладь чистого, но безжизненного зеркала. Тогда мой двойник отошел чуть назад и выбросил руки вперед. Отражение демонстрировало мне мои же худые бледные руки исполосованные шрамами. На вздувшихся венах четко и ясно вырисовывались замысловатые следы от давних порезов. Вдоль и поперек, оба запястья были исполосованы белыми и огрубевшими, местами розоватыми шрамами. Да. Я знала что это. И хорошо помнила когда, как и сколько раз я углубляла в себя ржавые и новые, острые и тупые лезвия.

– И что? – кричала я отражению.
– Вот удивила! А то я не знаю что это! Что? Что дальше?! – мое отражение опустило руки и снова вплотную приблизилось к зеркалу. Мы стояли совсем близко, как сестры двойняшки, только на лице у одной были испарины пота и гнев в глазах, а вторая, безучастно смотрела куда-то в пространство, не выражая ровным счетом никаких эмоций.

– Мое утро начинается с отрицаний. Я сижу на балконе, вдыхаю дым, выпускаю его. – мой двойник заговорил! Я четко слышу ее, точнее свой голос! Отлично! Я была счастлива, но скрыла это, как делала это всегда.

– Отлично! Кто-то додумался включить динамики! – мой сарказм был полезен, но только мне одной, как правило, меня считали грубой, и были правы. Я постаралась справиться с настигнувшим меня роем мыслей и послушать свое отражение, которое говорило практически как я, только менее эмоционально. И отражение продолжало:

– Сознание сквозь сон борется с какими-то неправомерностями со стороны моего общего поведения. На еще незащищенный, девственный холст наносятся мазки праведности. Мозг, руководствуясь велением не до конца попранной совести выстраивает для себя благородные планы, обещая телу и самому себе не повторять впредь ошибок и верно стоять на пути истины…

– Стоп, стоп, стоп! Что за бред ты несешь?! Ты о чем? Я хочу выбраться отсюда! Что ты мне впариваешь? – мое нетерпение выбраться из этой норы толкнуло меня на еще большее ожесточение к себе, а точнее к отражению. Но мой протест, ни как не повлиял на странное, неуместное повествование меня второй.

– Я обещаю себе, что не буду пить – в организме еще следы вчерашнего алкоголического восторга – мой двойник продолжал говорить, не глядя на меня, ее взгляд был устремлен куда-то сквозь меня, как буд-то меня и не было перед ней, словно я пустота, а она говорит сама с собой.
– Я обещаю себе или кому-то внутри себя, что не буду продолжать беспорядочные связи . Я обещаю небесам, что не буду лгать…но я знаю, что озарившие меня клятвы уже ложны в сути их выполнения…Это просто утро, а вечером все повториться снова. Связь с праведностью прервана. – мой двойник отошел от зеркала и мерно, с все еще отсутствующим взглядом вонзил лезвие в правое запястье. Медленно и легко, не морщась и не гримасничая, она профессионально протянула лезвие от самого сухожилия лучевого сгибателя вверх по всей длине руки, стараясь как можно глубже вонзить лезвие в податливые ткани, вспарывая и задевая межкостные и лучевые артерии. Кровь не была сначала густой, обычная яркая, такая знакомая и жидкая кровь струйками растеклась по обе стороны руки. Я была по другую сторону, потому не слышала запах металла, то есть крови. И я не сдвинулась с места. Даже не попыталась ее остановить. Я просто стояла и наблюдала, настолько это было привычным для меня, что моя совесть или, что там от нее осталось, были спокойны. Даже когда густые, темные капли стали преобразовываться и вытекать из распоротой ткани, я не побежала к зеркалу и ничего не говорила своему отражению. Зачем? Это же я. Даже смешно было бы кричать в глупое зеркало, хлопать ладонями, бить по стеклу и бросаться в припадках истерики к тому, кого я не знаю и знаю достаточно хорошо, чтобы ничего не предпринимать. Отражение исчезло.