Исключительно моя
Шрифт:
Все происходит так быстро, не успеваю опомниться.
— Знакомьтесь, девушки, мой давний друг, Вадим.
— Снежана, — осматривая его с интересом, представляется Корнилова.
— Привет, Вадим, — заставляю себя, хотя бы внешне, выйти из состояния ошарашенности.
— Привет, Яна. Шикарно выглядишь.
— Спасибо.
— Вы знакомы? — удивляется Баринов.
— Да.
— Ну, раз не удалось выпить за знакомство, давайте выпьем за встречу.
Они берут бокалы с шампанским, Баринов подмигивает Снежане,
Но через пару минут, он все-таки, приходит в себя. Вклинивается в разговор, шутит, а я стою невыносимо близко, жадно вдыхаю его запах и борюсь с диким желанием прикоснуться. Так хочется, чтобы сгреб в охапку, сжал крепко-крепко, упасть ему на грудь, закрыть глаза и вдыхать, вдыхать, чувствовать биение его сердца и наслаждаться. Сейчас так ясно понимаю, насколько я за ним истосковалась и как жадно ловлю каждое движение, каждый жест. Не слова, нет, их я не слушаю, пропускаю мимо, смакую тембр голоса, скольжу глазами по рукам, плечам, губам, таким родным и, вместе с тем, далеким и чужим.
У Вадима звонит телефон.
— Извините, отвечу, — говорит он и уходит в другой конец зала.
Баринов, увидев, как жена испепеляет его взглядом, договаривается со Снежаной о встрече после мероприятия и уходит к группке мужчин неподалеку.
— Крутой мужик, — выносит вердикт Корнилова. — И, похоже, ты его еще интересуешь. Он так на тебя смотрел! У меня мурашки по спине пошли. И ты на него, кстати, тоже. Да-да, — кивает она, когда я делаю вид, что она преувеличивает.
Допиваю бокал до дна, нужно справиться с эмоциями, выгляжу, как прибитая по голове дура.
Как назло, Никольского на обратном пути тормозит какая-то женщина в белом платье в пол с длинными, до талии, русыми волосами. Он приветствует ее и останавливается на разговор. А я, черт побери, сгораю от этой картины. Делаю вид, что не смотрю, но боковым зрением слежу за каждым жестом. Господи, где он взялся на мою голову? Зачем я вообще сюда пришла?
Он больше не подходит, проводит время с Бариновым и его окружением, на меня больше не смотрит. Почему? Понимаю, что это ничего не изменит, но так хочется еще посмотреть в глаза и увидеть там пламя.
Ведь я его видела, в тот самый миг, когда мы встретились взглядами. Там полыхнуло так, что я на расстоянии почувствовала — не забыл.
После зажигательной музыки молодежной рок-группы и обещанных, действительно потрясающих, спецэффектов, мы с Корниловой выходим в вестибюль, присаживаемся на диванчик и строим планы на завтра. В двенадцать ей нужно встретить на вокзале сестру, она приезжает в гости, а я обещаю к их приезду заказать ролы и купить вино.
Из зала выходят несколько мужчин, Вадим тоже в их компании. Он прощается, видимо, они вышли провести его.
—
— Утром самолет, нужно выспаться, — отвечает он. Жмет всем руки и выходит.
Но, наткнувшись взглядом на меня, останавливается и меняет направление.
— Упс, я ухожу, — вскакивает с дивана Снежана и ретируется в зал.
Я тоже поднимаюсь.
— Мне пора, — говорит Никольский, как будто с сожалением. Рассматривает, словно хочет наглядеться.
— Ты по делам приезжал?
— Да, к Матвею, и другие вопросы удалось решить. Рад был тебя увидеть, и рад, что у тебя все хорошо.
Сглатываю, руки так и норовят схватиться за лацканы его пиджака и закричать, что не хорошо, что мне больно. До сих пор больно и мучительно одиноко.
— Где ты остановился, Вадик?
— В отеле.
— В каком?
Он более пристально вглядывается мне в глаза.
— Зачем ты спрашиваешь? В гости хочешь?
— Хочу.
Что я творю? Напрашиваюсь к нему в постель, совсем голову потеряла.
— Не стоит, Яна. Я уже однажды прошел эту пытку. Боюсь, по новой не вывезу.
Смотрю ему, уходящему, в спину и неимоверным усилием воли останавливаю себя, чтобы не побежать за ним, не забиться в истерике, к которой так близка, и не потерять остатки самоуважения.
Глава 38
Яна
Возвращаюсь в зал, ищу среди толпы Снежану, не нахожу, озираюсь вокруг, в глазах летают мушки, мне физически плохо, кажется, сейчас потеряю сознание.
— Яна! — слышу позади, подруга меня увидела первой. — У тебя все нормально? Что он хотел?
— Подходил попрощаться. Я еду домой.
— Может, тебя провести? Ты неважно выглядишь.
— Нет, не нужно. Я сейчас вызову такси и дома приду в себя.
Что тут скрывать, мое состояние на лбу написано.
— Ладно. Только напиши, когда домой доберешься, ладно?
— Угу.
Бреду меж пестрой массы на выход, никого не замечая, голоса сливаются в общий вибрирующий звук, я хочу выбраться отсюда, сбежать, спрятаться, забыться.
Вызываю такси, мне пишут, что ждать придется десять минут. Получаю в гардеробе пальто, накидываю и выхожу на улицу. Здесь подожду, внутри дышать нечем.
Холодный воздух оттого, что я глотаю его жадно и глубоко, отдается льдом в горле. Хоть бы не заболеть.
Машина приезжает еще на пять минут позже заявленного, сажусь на заднее сидение и, с облегчением, уезжаю.
Кровь стучит в висках, душа разорвана на части, а в груди плачет содрогающееся в рыданиях, сердце. А чего я хотела? Я поставила точку, резанула по живому и ушла.
Но реальность меня сегодня прибила рухнувшей на голову, истиной — Никольский не забывается, не лечится, он попал в кровь и течет по моим венам, не давая возможности свободно дышать.