Искра Божия. Сборник рассказов и стихотворений для чтения в христианской семье и школе для девочек
Шрифт:
Вот старик проснулся, просит обедать. Ленивица притащила ему кастрюлю как есть, даже скатерти не подостлала. Мороз Иванович попробовал, поморщился, покряхтел и принялся сам готовить кушанье.
После обеда старик лег отдохнуть и припомнил Ленивице, что у него платье не починено да белье не выштопано. Ленивица понадулась, а делать было нечего; взяла иголку, да с непривычки укололась и бросила работу.
А старик будто ничего не замечает, ужинать Ленивицу позвал да еще и спать уложил.
А Ленивице то и любо, думает себе: «Авось и так пройдет. Вольно было сестрице на себя труд принимать: старик добрый, он мне и так, задаром пятачков надарит».
На третий день приходит Ленивица
– Да какая же твоя работа была? – спросил старик.
– Да как же! Ведь я у тебя три дня жила, – ответила Ленивица.
– Знаешь, голубушка, – сказал старик, – жить и служить – разница, да и работа работе рознь. Но, впрочем, если тебя совесть не зазрит, я тебя награжу; и какова твоя работа, такова будет и твоя награда.
С этими словами Мороз Иванович дал Ленивице пребольшой серебряный слиток, а в другую руку пребольшой бриллиант. Ленивица так этому обрадовалась, что схватила то и другое и, даже не поблагодарив старика, побежала домой.
Пришла домой и хвастает: вот, говорит, что я заработала – не пятачки, а целый слиток серебряный, вишь какой тяжелый, да бриллиант-то чуть не в кулак! Не успела она еще договорить, как серебряный слиток растаял и полился на пол, в то же время начал таять и бриллиант, а петух вскочил на забор и громко закричал:
– Кукуреку, кукурекулька, у Ленивицы в руках ледяная сосулька!
Рукодельная песня
В.Ф. Одоевский
Детская молитва
Из журнала «Душеполезный собеседник»
Трудно стало жить Марье Алексеевне с тремя малолетними детьми, когда она осталась вдовой без всяких средств к существованию. Муж ее был дворянином и добрым отцом семейства, но, по ограниченности своего жалованья, ничего не скопил для жены и детей. Схоронила Марья Алексеевна мужа и задумалась: чем жить? Нужно хлопотать о месте в каком-нибудь казенном учреждении, где бы дали квартиру и стол; о жалованье уже рассуждать не приходилось, лишь бы приютиться с детьми. В ожидании такого места вдова продавала свои пожитки и на эти деньги кормила детей. С ней жила еще старшая сестра ее, Анна Алексеевна, тоже вдова, уже пожилая женщина. Маленькая квартирка, состоявшая из двух комнат, бедно обставленная, производила грустное впечатление вместе со своими обитателями, которые надеялись только на Божию помощь, ничего не имея в виду к материальному улучшению. Но вот их постигает новое горе: заболевает мать семейства. Болезнь начинается страшным жаром и каким-то незнакомым ощущением в горле, но больная молчит, боясь напугать
– Маша, ты вся горишь, – замечает сестра ее.
– Да, мне сильно нездоровится, я, должно быть, слягу в постель, но Бог милостив, может быть, пройдет; ведь приглашать доктора мы не можем: его нечем поблагодарить, да и лекарства покупать не на что, – отвечала больная.
К вечеру она действительно слегла в постель и начала бредить. На другой день Анна Алексеевна увидела, что дело плохо, и пошла к знакомому доктору, умоляя его навестить больную. Он не замедлил прийти на помощь и нашел у Марьи Алексеевны сильнейший дифтерит [18] .
18
Дифтерит – опасная заразная горловая болезнь, от которой очень многие умирают.
– Сейчас же, немедля нужно удалить детей, – распорядился он, – для безопасности.
– Что вы говорите, доктор, – возразила Анна Алексеевна, – куда же я их дену? Вы видите наше помещение!
– Куда-нибудь к родным, к знакомым, словом, куда хотите, но удалить необходимо.
Тут поднялся плач детей, раздирающий душу. – Мы не пойдем никуда, мы будем ходить за мамой, мы никуда не пойдем от мамы!..
– Оставьте их на волю Божию, – просила Анна Алексеевна, – если умрет мать, то пусть умирают и они все, мне их некуда девать, пусть уж все умирают, – с отчаянием говорила она.
– По крайней мере, не впускайте их в эту душную спальню, где лежит больная, ведь вы подвергаете меня ответственности, оставляя детей при заразной болезни, – что мне с вами делать? Вот я пропишу, что нужно на первых порах, а завтра в десять часов утра приду опять; но не ручаюсь, может быть, к утру больной уже не будет в живых.
С этими словами добрый доктор уехал, оставив свои деньги на лекарство. Анна Алексеевна тотчас послала племянника Витю в аптеку, так как он был старший в семье, и велела ему, пока будут приготовлять лекарство, не дожидаться, а сбегать в часовню святого Пантелеимона и взять масла из лампады.
– Да помолись за больную! – крикнула ему тетка, когда он уже бежал по двору.
Девочки, семилетняя Катя и восьмилетняя Маня, находились у постели больной матери, и невозможно было отозвать их в другую комнату. Они плакали и целовали ее, стараясь вызвать хотя бы один звук ее голоса.
– Мама, мамочка, проснись, милая мамочка, не умирай, дорогая мамочка, скажи хоть словечко!
Анна Алексеевна верила, что невозможное для людей возможно для Бога, и обратилась к Нему с усердной молитвой, тому же научила и детей.
– Маня, Катя! Если вы любите маму, то помолитесь Богу, чтобы вам не остаться круглыми сиротами; встаньте перед иконами и усердно молите Господа об исцелении вашей мамы, молите Царицу Небесную и всех святых угодников Божиих, вот у меня есть акафист целителю Пантелеимону, читайте его и молитесь.
Девочки с верой ухватились за это средство и обе встали на колени. Они разостлали печатный лист на полу, для своего удобства, и начали читать акафист вслух, с горькими слезами. Акафист был напечатан по-церковнославянски, что их сильно затрудняло; они едва разбирали слова и поливали этот лист горькими слезами. Маня не могла надолго оставлять свою мать и часто бегала в спальню посмотреть на нее, а Катя, не поднимаясь с колен, с рыданием молилась, склонившись на акафист головой. Слезы застилали ей глаза, поэтому читать она уже не могла и молилась, повторяя свою собственную молитву: «Господи, спаси нам маму! Матерь Божия! Помилуй маму! Святой угодник Божий, исцели маму!»