Искра и ветер

Пехов Алексей Юрьевич

Я взял стрелу, способную пролететь максимально возможное расстояние, и, наложив на тетиву, прицелился. Она могла стать опасной лишь для тех, кто шел в более легких доспехах за первым рядом латников.

Правый фланг Набатора наконец закончил обход озера и, ускорившись, направился туда, где находилась Рона. Они все еще запаздывали и собирались ударить чуть позже, чем их товарищи.

У тех, кто пер на нас, я разглядел ало-черное полотнище. И когда им оставалось пройти не больше четырех сотен ярдов, скомандовал:

— Дуга шесть пальцев! Поправка на ветер — четверть! Огонь!

Моя

сотня вскинула луки и выстрелила за мгновение до того, как к нам присоединились стрелки Сорок восьмого и Шерского пехотных полков.

Шум стоял такой, что даже Мелот должен был его слышать у себя на небесах. Железо гремело о железо, люди кричали и богохульствовали. Набаторцы пытались выдавить нас назад, прорвать позиции на правом фланге, бросив на нашу сторону еще два крупных отряда. Я опустошил четыре колчана, руки начали уставать, но приходилось стрелять, обезвреживая лучников и арбалетчиков противника.

Из центра нам прислали еще двести стрелков, и на какое-то время совместными усилиями удалось подавить огонь сдисских лучников и заняться помощью пехоте. Таранный удар набаторцев заставил наших пошатнуться и отступить назад почти на пятнадцать ярдов. Мы огрызались, сопротивлялись, но натиск оказался слишком серьезным. Я отдал приказ своей сотне хватать луки и отходить вверх по склону до следующей отметки.

Бить оттуда, видя всю толпу сверху, стало гораздо удобнее, чем через головы товарищей, опасаясь задеть своих же и забыв о точности. Из-за того, что расстояние оставалось небольшим, в дело пошли тяжелые стрелы.

Сорок восьмой остался на месте, а лучники Шерского пехотного спустя несколько минок присоединились к нам. Наши ряды смешались, и мы, разделившись на первые и вторые номера, начали вносить в строй противника смуту. Одна половина стрелков пускала стрелы по крутой дуге, а другая лупила по прямой, метя в белые пятна перекошенных лиц и сочленения.

— Снимайте командиров! — орал я, понимая, что это совсем не просто в такой толчее.

Мне удалось снять знаменосца, двое ребят из Шерского с шестого попадания уложили рыцаря в дорогих доспехах.

Очнулись выжившие лучники сдисцев, четверть наших оказались убиты, еще столько же ранены, но мы забили смерть в глотку южным ублюдкам, и в этот момент наша пехота контратаковала и отбросила противника назад.

…Мой колчан опустел, и мальчишка-подносчик сунул туда новый пук стрел. Я расстрелял его до того, как набаторцы отошли на недосягаемое для наших луков расстояние, оставив после себя мертвецов.

— Вернуться на позиции! — приказал я, и мы начали спускаться.

Люди Пиявки понесли раненых в палатку, служившую нашему отряду лазаретом. Мечники и алебардщики в это время добивали раненых врагов и оттаскивали мертвецов. Складывая и своих, и чужих в один ряд, рубили головы. Жестоко, но никто не морщился. Все давно привыкли. Люди были научены горьким опытом и знали, что нет ничего хуже, чем поднявшийся у тебя за спиной кукс. Как бы это кощунственно ни звучало — мертвые товарищи менее важны, чем живые.

Я быстро оглядел место сражения. У нас все было тихо. Центр тоже смог отбросить набаторцев, причем сделал это намного раньше нас. А на левом фланге бой еще продолжался,

и несколько подразделений снялись с центральной линии, чтобы ударить южанам в тыл.

— Лучники! — крикнул нам тысячник. — В первые ряды!

— Трехглазый, — сказал я своему помощнику, — найди снабженцев. Пусть подтянут обозы. Организуй коридор для подносчиков. Потребуется много стрел. Двинулись, ребята.

Из ложбин между Мертвецом, Сонным и Молчуном подтягивались первые резервы. Бой на левом фланге закончился, и потрепанный авангард противника отступил, напоследок поливая наши позиции стрелами.

Мои люди спустились к латникам, встав во второй линии, сразу за щитоносцами. Здесь резко пахло кровью и кислым потом. Какой-то алебардщик, ругаясь, пытался зачистить от заноз поврежденное ударом топора древко.

— Хорошо поработали, Серый, — похвалил меня оказавшийся рядом Олот. — Этот нар за нами.

Я ничего не ответил, посмотрел на квадраты набаторской пехоты, остановившиеся в тысяче ярдов от нас. У ребят не получилось в первый раз, но не факт, что не получится во второй.

Все же я не понимаю Проклятых. Обладая колоссальной силищей, Митифа могла бы попытаться за полнара смять нас в лепешку или как следует прошерстить ряды, но Корь готова жертвовать жизнями своих людей, лишь бы не тратить драгоценную «искру». Кажется, остаться без Дара — для любого из этих «божеств» самая большая трагедия в жизни.

Один из йе-арре спикировал с неба, опустился перед нами и крикнул:

— Рогачи! Рогачи идут!

— А это еще что за хрень?! — мрачно спросил я у Трехглазого.

Он, встревоженный, как и я, лишь пожал плечами.

— Мерзкие твари! — объяснил щитоносец передо мной. — Некромантово отродье. На перешейках Лины их пустили на нас в первый раз. Пока разобрались — много наших полегло. Такого пока завалишь — задолбаешься.

— Серый! — Олот с надвинутым на глаза шлемом оказался рядом. — Бери двадцатку лучших стрелков и присоединяйся к парням из Сорок восьмого. Будете прикрывать «Рубил».

Я назвал имена, первая линия потеснилась и пропустила нас вперед. Мы подошли туда, где «похоронные бригады» завершали свою работу.

— Кто-нибудь имел с этим тварями дело? — спросил я у своих.

— Угу, — тут же ответил мне дородный солдат. — У них глаза и пасти уязвимы. От боли твари начинают дуреть.

— Но не умирают?

— Не-а. Нам надо их отвлечь, а мечники должны разбираться дальше.

— Слышали все? — сказал Трехглазый. — Глаза и пасть.

Кроме нашей группы из рядов вдоль линии обороны вышло еще около пятнадцати отрядов. Везде были стрелки с двухъярдовыми луками и воины, вооруженные топорами и двуручными биденхандерами.

А через поле к нам уже двигались восемь скрюченных существ. Высотой они были в пять человеческих ростов, широкоплечие, длинноногие, костлявые и алые из-за содранной с тел кожи. На башках, похожих на лошадиные черепа, ветвились оленьи рога, в руках болтались огромные шипастые палицы.

Шли рогачи неспешно, но их шаги были настолько широки, что мне показалось — твари несутся к нам во весь опор.

— Как жутко жить, — пробормотал Квакушка и шмыгнул носом. — Ходящие сегодня будут что-нибудь делать или весь бой проспят?