Искренне ваша грешница
Шрифт:
Два голоса среди молчания,
В небесном храме звезд венчание...
Наши голоса сливались, когда мы пели гимн своей любви, и не было счастливее людей. В припеве он делал подголосок, и получался такой красивый звуковой слоеный бутерброд. Все заслушивались, а мы разливались соловьями. И при каждом удобном случае просили послушать нас. Нам казалось, что если мы любим, значит, и все вокруг тоже любят.
И вот завтра Народный салон без него. Сейчас четыре часа ночи, я сижу на кухне, и скорблю, и тоскую, и думаю, и вспоминаю все, что связано со сценой, с нашими с ним выступлениями, где мы так дополняли
Первое наше появление в Салоне было встречено бурными, добрыми аплодисментами. Он у рояля, я у микрофона. И те, кто хоть немного понимает в музыке, увидели и услышали, что это сама любовь льется в микрофон. У меня внутри все замирало от страха, от напряжения и волнения. Мне казалось, все видят и понимают - "На воре шапка горит". Так и я горела. В первом отделении он мне аккомпанировал, а в антракте мы вбежали в гримерку и бросились друг к другу. Мы целовались долго и радостно:
– Знали бы наши зрители, чем мы тут с тобой занимаемся!
Сколько было благодарности в этих поцелуях и объятиях! Все чудно и чудн?о!
Потом я переживала, выпуская его одного на сцену. Как его примет наша уже сформировавшаяся публика? Все-таки немолодые. А он "попса" чистая, хотя и песни его с философским уклоном, и сам он, без сомнения, талантлив. Он тоже волновался, пел под минусовую, живьем, хотя раньше себе этого "не позволял". Но я поставила условие - живьем, чтобы почувствовал кайф от отдачи, от своего напряжения. И когда раздались первые аплодисменты, у меня отлегло - приняли! И его радости не было границ. Песни свои он посвящал мне, предваряя выступление словами:
– Я эту песню посвящаю Лидии Ивановой, великолепной женщине, отличной журналистке, талантливому человеку, этому вихрю страстей и эмоций, моей любимой Лидочке.
Женщины таяли, а некоторые даже плакали, когда в финале песни он вставал передо мной на колени и целовал руку. Он это сделал в первый раз в Дмитрове, где мы выступали в местной библиотеке. Это было неожиданно, и я сама растерялась, когда увидела его коленопреклоненным.
Потом на банкете была смешная ситуация. Нам страшно хотелось целоваться. И он якобы пошел курить, а я с ним. В комнате, как назло, курила целая толпа, но мы всех "перекурили", чтобы остаться наконец одним и предаться любимым утехам. Однако одна весьма любопытная дама словно приросла к стулу и зорко за нами следила. Мой большой веер не спасал, она видела, как мы за ним потихонечку поцеловываемся, и никак не хотела покидать своего поста. И тогда я сказала:
– Ой, кто там так хорошо поет? Идем послушаем!
– И привстала со стула.
Провокация удалась, дама ушла, а мы начали смеяться и над ней, и над собой, и от счастья...
Как же все прекрасно начиналось! После концерта ехали в машине, которую вел какой-то шальной дядька. На заднем сиденье сидел мой бывший многолетний любовник, а теперь помощник по хозяйству, который потихоньку-полегоньку начал критиковать выступление моего нынешнего друга. Я замерла, но решила дать любимому возможность самому парировать и защищаться. И он умно и корректно отвечал на все вопросы и отбивался.
Потом мы дважды выезжали на гастроли в Смоленскую область, радовали
Помню сцену в поезде: "Вашему сыну принести чай?" Это нормально, и мы даже не обиделись - все-таки сорок лет разница в возрасте, это что-то! Просто было безотчетно весело.
Уверенные в себе и в своей любви, мы представляли картину весьма оригинальную. Нам завидовали, нас разглядывали, нас расспрашивали, и все удивлялись, что мы нашли друг в друге. А мы нашли самое главное - понимание. Мы хотели понимать друг друга - мы понимали. Мы хотели любить друг друга - и любили.
В Сафонове стойко терпели холод на сцене. Изо рта шел пар, когда я пела. А ему вообще хотелось играть в перчатках. Для разогрева я взяла бутылку хорошего коньяка. Налили по рюмке, и я пошла работать на сцену, оставив его за кулисами с организатором этого концерта. Она тоже замерзла и предложила ему выпить. Уходя, я попросила его вовремя остановить "Распутина", мелодию "Бони М", чтобы я не танцевала шесть минут. Он должен был выключить звук на середине. И вот я танцую, танцую, танцую, а никто не останавливает музыку. От злости я подскочила к занавесу и крикнула ему за кулисы:
– Мне что, до утра танцевать?
– И наткнулась на него, стоявшего вплотную к этой самой организаторше, с рюмками в руках. Мне показалось, что я помешала их поцелую... Ух, я рассвирепела. Начала кидать вещи в сумку, подчеркнуто-выразительно молча, пыхтя пыталась застегнуть сапоги. Он проворно подскочил помочь. Он заискивал передо мной. Еще противнее стало.
Он понял, что я приревновала его.
– Ну вот, н а ч и н а е т с я, - серьезно и разочарованно протянул он.
И я устыдилась своей минутной женской слабости. Подумает обо мне, что я, как все бабы, ревнючая. А я не хочу быть как все. Я выше банальной ревности. Смешно даже. Я ревную? Да ни за что! Я уверена в себе, уверена в нем - и вообще, звезды не ревнуют. Так я убеждала себя, пока мы ехали в машине. И когда приехали на пикник в лес, я была сама кротость, само лукавство и обаяние. И полностью реабилитировала себя.
На краю большой деревни, за которой начинался лес, я увидела просто декорацию из фильма "Зеркало". Изгородь, закат и двое незнакомцев. Спросила у него, не напоминает ли это кино? Он согласился. Мы стояли, смотрели на закат, дым его сигареты застилал глаза. А я думала: вот из таких минут складывается жизнь.
"Остановись, мгновенье! Ты прекрасно..."
А потом был шашлык, березы, и его песня "В Париже" звучала сладостной симфонией счастья, скрепленного поцелуем.
И уже сидя вечером за накрытым столом, мы весело распевали: "Две звезды, две светлых повести..." И песня про нас, и все слова для нас, и вообще весь мир существует для нас.
– Господи, какое-то наваждение. Куда-то нас несет неведомая сила. И ничего нельзя сделать. Летим вместе, как те две звезды в небе.
Полностью усыпил бдительность, да и не хотелось ничего "бдить", только любить без оглядки, без мыслей о прошлом, о будущем.
Прекрасное познается без анализа, спонтанно, естественно, искренне. И если человек сумел вызвать этот взрыв эмоций, раскочегарить свой вулкан и запалить чужой, значит, это кому-нибудь нужно.