Искры и зеркала
Шрифт:
– Я боюсь, – пожаловалась Дора, пытаясь за блестящими очками собеседника разглядеть хоть какое-то понимание.
– Все когда-нибудь бывает впервые, – пожал плечами профессор. – В прошлое отправляться не боялась.
– По глупости, – вздохнула Дора. Не то чтобы она пожалела, просто начала острее осознавать – домой она может не вернуться.
– Так. – Он вскинул голову, обеими руками откинул со лба длинные пряди, пропуская волосы сквозь пальцы. – Идем мы с тобой, твоя суперчувствительная няня, – он неодобрительно покосился в сторону Ники, –
– Смотри, чтобы сам поместился, балагур. – Брони слав тоскливо посмотрел в небо.
Из-за малоэтажных домиков тяжелым жуком тащился грузовой вертолет, чтобы приземлиться на набережной и дожидаться приказа. Не его, Бронислава, приказа, как было условлено еще вчера, а этого очкарика.
Только оказавшись внутри батискафа, Дорофея поняла, как там мало места. На протяжении подводного путешествия придется либо сидеть, согнувшись в три погибели, либо лежать, тоже согнувшись.
– Давай сюда руки. – Голос профессора звучал хрипло и незнакомо.
Быстро и сосредоточенно он прилепил на каждое запястье по десятку датчиков, пару под волосы на затылок, один на шею. Когда он закончил с ней и начал крепить камеры к стенкам батискафа, Дора обратила внимание – у него трясутся руки, а взгляд постоянно мечется в сторону выхода.
– Профессор, вам плохо? – посочувствовала она.
Он сглотнул, зябко обхватил себя за плечи и неопределенно мотнул головой.
– Нам с тобой долго работать. Зови меня Робертом, я не настолько стар, чтобы именоваться по ученому званию.
Он повернулся к приборчикам на стенах – бледный, точно покойник. Из-под темных волос по виску одна за другой катились капли пота.
Ему определенно плохо, поняла девушка. Как эта болезнь называется, когда боишься замкнутых пространств? Клаустрофобия, кажется. У нее в школе был знакомый, так он с девятнадцатого этажа пешком ходил, не мог себя заставить в лифт забраться. Как-то ребята подшутили, запихнули его в школьную подсобку, а он на второй минуте в обморок грохнулся.
– Я закончил, – сообщил профессор и с видимым облегчением уступил место Брониславу.
Бывший Никин супруг, точно гигантский медведь, неуклюже заворочался рядом с девушкой, повторяя те же нехитрые действия и постоянно стукаясь затылком о потолок батискафа.
Уф, кажется, все приклеили. Дора ощущала себя новогодней елкой, обернутой густой сетью гирлянд. Примостившаяся сбоку Ника сочувственно покачала головой и посоветовала Броне поторапливаться.
– Где там носит вашего недорослика? – рыкнул он в люк. Но вместо Роберта к исследователям озерных глубин присоединился Ланс.
– Док решил проконтролировать процесс сверху. Здесь он сделал все, что мог, – доложил парень и подмигнул Доре.
Девушка
– Струсил, – презрительно скривился Броня. – Я знал – этот задохлик бесперспективен.
Ланс нахмурился, но промолчал, скрывая возмущение глубоко внутри.
Глухо хлопнула крышка люка. Батискаф дернулся и, неприятно раскачиваясь, взмыл вверх. В кругляше иллюминатора промелькнули судовые антенны, показался силуэт Маши, борт корабля… и исследователей озерных глубин приняла в нежные объятия мутноватая вода.
Девушка отпрянула от стекла и посмотрела на спутников. Сейчас ей стал понятен ужас Роберта перед замкнутым пространством. Боже, это же кошмарно – вчетвером в консервной банке! Кильки в собственном соку! А опускаться почти на сотню метров!
Броня схватил рацию и скомандовал:
– Отцепляйте!
Их посудину снова качнуло, дернуло. На миг почудилось, будто они падают в бездну, в царство водяных и утопленников. Туда, где колышутся бледные водоросли, где на дне, обросшие раковинами, покоятся останки людей и техники. Но при приближении неуемно смелых теплокровных созданий жертвы озера оживут, протянут к добыче костлявые руки и ржавые ковши… Дору замутило. Пожалуйста, выпустите наружу, к солнцу…
В хвостовой части, там, где крепился большой «пропеллер», завибрировало, загудело, распространяя мелкую дрожь по металлу корпуса. Ощущение падения исчезло, и Дора обнаружила – одной рукой она вцепилась в локоть Ланса, а другой – в плечо Ники. Стыдобища-то какая! Срочно расслабиться, убедить себя, будто все хорошо! Она же сама согласилась. Более того, даже ждала сегодняшнего вечера.
– Что видно и слышно? – ожила рация, вопрошая голосом Роберта.
– Все просто замечательно. Не отвлекайся от своих любимых приборов.
Надо отдать Броне должное, он старался изо всех сил не нарычать на нежданного начальника, хотя выражение физиономии было похоронным, трагическим.
Дору посвятили в их интриги. Ника сегодня постаралась во время водной прогулки. Под крики чаек и плеск воды за бортом лодочки история падения амбициозного ученого прозвучала весьма захватывающе. Оказывается, Бронислав Соловьев давно всех, как сказала бы Маха, «достал до заворота кишок». И его решили аккуратно оттеснить от власти. Даже самые доверенные коллеги.
– Вероника Степановна, – заикнулся было Ланс, но тут же получил ощутимый тычок в спину.
– Ни-ка, – с милейшей улыбкой поправила его наставница, – просто Ника.
– Простите, Ника, – молодой человек охотно признал ошибку, – вы ничего не чувствуете?
– А должна? – Она приподняла бровь. – Лучше скажи, что сам ощущаешь, нарушитель чистоты эксперимента? Ты ведь сенс?
– До вас мне далеко. – Он не стал отпираться. – И я не «фоню», как вы наверняка заметили. – Ника кивнула. – Но к ней, – быстрый взгляд в сторону девушки, – что-то тянется.