Искры на воде (сборник)
Шрифт:
— Настасья, ты это?
— Нет, не я, привидение. Не замёрз?
— Нет, вода нормальная, — сказал Егор.
Одеваясь, он стал рассматривать девушку. Это была Аксёнова Настя. Недавно ещё бегала девчонкой, а сейчас — невеста.
— Тебя и не узнать, — сказал он.
— Так давай знакомиться, — рассмеялась она и взглянула на него весело, озорно, словно пронзила взглядом.
— Что ты тут делаешь?
— На тебя пришла посмотреть.
— Зачем?
— Полюбоваться. Давно не видела, вишь, какой стал, совсем мужик.
— Не маленькая ещё мужиками любоваться?
— В самый
Глаза её горели бесовским огнём, Егор даже растерялся. Настя была немного помладше его, детство их прошло в разных компаниях друзей. Но вот она, странная, смело глядит в глаза, смеётся над ним. Словно что-то вспомнив, она подскочила и побежала к домам.
Егор растерянно смотрел вслед развевающемуся на ветру светлому платью. Он не был стеснительным, но сейчас на минуту растерялся.
— Вот хохотушка! — с восторгом промолвил он. — Всё, будет моя.
В этот же день на вечёрке, Егор отвёл её в сторону и сказал:
— Осенью сыграем свадьбу, и поедешь со мной.
— Быстрый какой. А вдруг у меня кто уже есть?
— Моей будешь. О других забудь.
— А ты у меня спросил, согласна я или нет?
— Спрашиваю.
— Я подумаю. — Она кокетливо кивнула головой.
Аксёновы жили исправно. Кроме Насти у них были ещё два сына и дочь. Сыновья намного старше Егора, они уже давно женаты, и сестра замужем проживала в другой деревне. Настя была последним ребёнком в семье. Ей многое позволялось, избалованная росла, но мать слушалась, помогала ей во всём. Шустрая на язык была: за словом в карман не полезет, себя в обиду не даст. Отец Насти, Афанасий Лукич, имел хорошее хозяйство, держал скот, была у него и пасека. Сейчас он на охоту не ходил, но в молодые годы был неплохим промысловиком. В последнее время скупал пушнину, а потом перепродавал. Занимался промыслом кедрового ореха, давил кедровое масло, которое всегда стоило дорого. Семья жила в достатке. Афанасий очень любил Настю — последняя радость для отца и матери. Дочь росла ловкая да умелая, самостоятельная — и это нравилось старику. Шумная, весёлая Настя много раз сглаживала и семейные проблемы. Ругаться в семье было не принято, но иногда мрачное молчание было ещё хуже громкой ругани. Так Настя прибежит, расшумится, пристанет к одному, к другому — смотришь, и заулыбались все в доме. И забыли, из-за чего получился сыр-бор.
В последнее время Настя всё чаще стала поглядывать на Егора. Он был на несколько лет старше её, но это ей нравилось. Егор, кроме того, что был видным парнем, слыл ещё и работящим. Насте не нравились балагуры: с ними хорошо за столом, а в жизни так и будут смешить народ. Егор не такой: лишнего не скажет, но если сказал, то сделает. Настя решила не ждать, пока Егор заметит её, потому и просидела полдня возле кузницы, выбирая удобное время. И появилась у речки совсем не случайно, и сделала всё, как задумала. Ей было удивительно, что получилось всё так просто: пришла, посмотрела — и загорелись глаза у парня. А когда услышала, что нужна Егору, она ликовала в душе, но виду не подавала. Пусть ещё помучается.
— Подумала? — спросил Егор через неделю.
— Подумала, — ответила она, пристально глядя ему в глаза. — И что?
— Что решила? — Егор тоже внимательно посмотрел на девушку.
—
— Вот чертовка, — смущённо проговорил он.
Вечером за столом Егор сидел сам не свой. Нужно было поговорить с отцом, а как начать разговор, он не знал.
— Чего ёрзаешь? — спросил отец. — Никак сказать чего хочешь?
— Да.
— Чего — да? — Пётр Фомич внимательно посмотрел на сына. — Случилось чего?
— Сватов надо засылать, — выпалил Егор, кое-как преодолев ком в горле.
— Что жениться надумал — это хорошо, — улыбнулся отец. — Дело нужное. И к кому же засылать сватов будем?
— К Аксёновым.
— К Афанасию Лукичу, что ли?
— Да.
— Так у него дочка вроде замужем, — то ли насмехаясь, то ли действительно не зная про младшую Аксёнову, сказал отец.
— Да младшая Настасья подросла уже, — не выдержала мать.
— Эта, которая хохотушка? Так она мала ещё.
— Восемнадцать осенью будет, — сказала мать.
Про всех деревенских детей женщины всегда знают всё.
— А что? Семья справная. Небось, Афанасий Лукич и приданое не пожалеет, — сказал отец, разговаривая словно сам с собой. — Пожалуй, и хорошо будет, а от ворот поворот нам не покажут?
— Чего покажут, небось Егор не из последних на деревне, — с недовольством сказала мать.
— А ты чего молчишь? — обратился Пётр Фомич к сыну. — Ай пошутил?
— Нет, не пошутил. Я не знаю, чего говорить.
— Жизнь поменять хочет, а слов найти не может.
— Чего привязался, — опять вступилась мать. — Себя вспомни, много слов помнил?
— Ну, это когда было? Время другое было.
— Для женитьбы время всегда одинаковое, — не унималась мать.
Егор с удивлением поглядел на неё: обычно немногословная, она обрывала отца на полуслове.
— Чего это с тобой, мать? — спросил отец. — Никак заболела?
— Заболеешь тут с вами. — Она прикрыла лицо платочком и отвернулась.
Откладывать ничего не стали. На другой день Пётр Фомич, взяв для разговора соседку Лукерью, бабу ловкую в этих делах, пошёл к Аксёновым. Встретили их приветливо, проводили в дом, быстро собрали на стол. Все догадывались, для чего прибыли гости, и не хотелось ударить в грязь лицом. После обязательных речей о купце и товаре выпили по рюмке, чтобы говорить легче было.
— Хороший ты хозяин, Пётр Фомич, — сказал Афанасьев. — И сын у тебя добрый. Я и сам не пожелал бы другого жениха для дочки, но это я. Ты не обижайся, а если Настасья откажется, то неволить её я не буду.
— Так давай спросим? Пусть сразу и скажет, — сказал повеселевший после рюмки водки Пётр Фомич.
— Мать, позови Настасью, — сказал Афанасий Лукич.
Настя, принаряженная по этому случаю, тихо вошла в комнату. Молча поклонилась гостям и опустила глаза.
— Скажи-ка, дочка, согласна ты замуж за Егора? Приехали по твою душу.
Девушка подняла глаза, озорные искорки промелькнули в них, румянец окрасил щёки. Настя улыбнулась, опустила глаза и быстро вышла из горницы.
— Раз дочка согласна, то и я перечить не буду, — сказал старик Аксёнов, — а ты, мать, не против?