Искры под пеплом
Шрифт:
Людей теперь не хватало. Один вынужден был стеречь дверь сарая. Михаил тихо свистнул, подзывая оставшегося возле почты бойца. Приблизились к дому и патрулировавшие улицу учитель и сапер.
— К окнам! — скомандовал Михаил, взявшись за ручку двери.
Каждый подошел к своему, заранее намеченному окну. Изнутри окна были так плотно завешены, что не пропускали не только света, но и голосов. Встав у окон, каждый боец прижался к ставням, чтобы прислушиваться к шуму и, когда командир подаст сигнал выстрелом, разбить стекла, сорвать
— Панове! — высоко подняв рюмку, торжественно заговорил новоиспеченный пан голова Тодор Жила. — Панове! Я пью за победу новой власти во всей России. За победу германской армии.
Все, почему-то озираясь, приглушенно прокричали: «За победу!» И начали пить.
А от порога громко и смешливо пророкотали два мужских голоса:
— Пей до дна! Пей до дна!
Комендант Юхновский первым обратил внимание на эти голоса. Присмотревшись на стоявших у порога двоих с автоматами, побледнел и уронил рюмку. Рюмка со звоном разбилась.
— К счастью! — живо подхватила хозяйка.
— К счастью! — вторил ей хозяин и, заметив как побледнел комендант, участливо приблизился. — Вам плохо, пан комендант?
— Поднимите руки, пан голова, а то и вам будет плохо, — ответил комендант и кивнул к порогу.
— А-ах! — заорал голова. — Патруль! Часовой!
Он лихорадочно полез было в карман, где у него хранился пистолет. Но комендант ударил его по руке.
— Дурак! Не видел, как он стреляет! Это ж тот Мишка Черный! — И громче, заискивающе добавил, обращаясь к неожиданным гостям: — Это ж тот парень, что мы хотели на работу пристроить, а пришел дурацкий приказ, и нам не удалось…
В дверь вошел третий, незнакомый веселой компании, огромного роста, медведковатый человек. Он обошел всех гостей, обыскал карманы. Пистолеты оказались только у головы да у коменданта. Винтовки рядовых полицаев стояли за печкой в козлах.
— Ефим, раздай оружие. А мы тут побеседуем, — спокойно сказал Михаил. — Комендант и голова останьтесь, остальным выйти на кухню.
Поспешно, в полном безмолвии вышли все, кроме жены головы. Она ухватилась за позеленевшего от страха мужа и стонала.
— Убивайте обоих! Убивайте вместе!
— Хорошо. Останьтесь, нам некогда вас успокаивать, — сказал Михаил и подошел к столу, освещенному двумя висячими керосиновыми лампами. — Убивать я вас не собираюсь. Вас будет судить Советская власть, когда вернется. А пока поживите вот такими горбатенькими и дрожащими, как сейчас. За себя я мстить вам не буду. Но если вы так же подло предадите еще кого-нибудь из советских людей, вот тогда я не стану ждать прихода законных судей.
— Я н-не… Я н-не… — только и смог выговорить, цокая зубами, Тодор Жила.
— Я вам клянусь, он никого больше не выдаст, — вдруг упав на колени перед Михаилом, завопила женщина.
— Это касается и вас, пан комендант, — кивнул Михаил коменданту, глазами приглашая сесть. —
— Да я не знаю, чего он так расстарался, — развел руками комендант. — Нас ведь просто мобилизовали. Кому-то ж надо вести порядок.
— Вот и мы за порядок! — подхватил Михаил. — Вы соблюдайте порядок, какой положено в селе и по району. Но без издевательства над советскими людьми, без предательства. Учтите, отряд у меня большой, а будет еще больше. В лес скоро уйдет половина населения. С кем вам быть, подумайте заранее, пан комендант и пан голова. Подумайте. А я буду издали наблюдать за вашими действиями. Все! — Михаил решительно встал.
— Так, товарищ, как вас, не знаю, величать…. — засуетился комендант.
— Вы мою фамилию записывали. Неужели забыли так скоро?
— Ах, да. Михаил Черный! Прошу, товарищ Черный, угоститься с нами, и товарищей ваших зовите.
Слишком большую хату надо, чтобы поместились мои товарищи! — возразил Михаил. — Пьянствовать мы не собираемся, но на всякий случай дайте нам литра два самогона. Хлеба в мешок. Сала. И крупы какой-нибудь. Пять минут вам хватит на это? — обратился он к хозяйке.
— Да боже ж мой! Я сейчас! — И хозяйка молодо метнулась на кухню.
Вскоре оттуда втроем вынесли несколько мешочков с продуктами. Возвратившийся Ефим посвязывал эти мешочки по два и, навесив на себя справа и слева, один все унес.
Выйдя из дому, Михаил приказал старика и связанного часового отвести в дом. А жене коменданта тихо сказал, что слышал весь ее разговор с любимым.
— Не выдавайте меня! — вдруг залившись слезами, горячо зашептала женщина. — Муж меня убьет! Не выдавайте!
— Да тихо вы! Никто вас не собирается выдавать, — цыкнул Михаил. — Но только условие: будете нам помогать. Иначе.
— Знаю, знаю! — дрожащим голосом торопливо шептала женщина. — А что я буду делать?
— Пока живите себе спокойно. А надо будет, мы пришлем к вам женщину.
— А как я узнаю, что это от вас?
— Она попросит у вас какую-нибудь старенькую кофточку и скажет, что простудила легкие. Для уточнения вы ее спросите: «А чего же вас не одел на дорогу Мишка?» И она, допустим, ответит: «Мишка сам гол как сокол». А уж потом расскажет о моем задании. Зовут меня Мишка Черный.
— Так это вы и есть Мишка Черный? — удивилась комендантша и смолкла.
Далеко за селом, когда уже перед восходом солнца отряд Михаила Черного остановился отдохнуть, вологодец сказал:
— Ну вот и сыграли в кошки-мышки. Потихоньку, без шума, без крови.
— Да. И мышки целы. И кошки сыты, — поддержал его учитель.
— Прав командир — стрелять надо, лишь когда без этого не обойтись. Я сколько помню из рассказов партизан гражданской войны, так они тоже шуметь начинали только большими отрядами.