Искупление
Шрифт:
Амгул заметил некоторые изменения в девушке. Добродушие и наивность были заменены некоторой отрешенностью и твердостью.
– Я подтвержу, что Вы никуда из амбара ночью не отлучались, продолжила она.
Амгул с усмешкой выдохнул, оголив зубы в красивой улыбке.
– Так я и так никуда не отлучался….
– В противном случае, я расскажу, что Вы были в Доме искусства и убили Муцухото.
Этих слов от этой девчонки Амгул явно не ожидал и резко принял сидячее положение.
– Что ты несешь? – сквозь зубы прошипел воин и, вспомнив о чем-то важном, стал выискивать ладонью на груди,
– Бумаги в надежном месте, – спокойно уведомила она, отойдя на безопасное расстояние от молодого человека.
– Ты что, следила за мной? – ухмыльнулся он, пытаясь не паниковать и думать, что делать. Эта девчонка знала, кажется, слишком много.
– Нет, я видела, как Вы выходили из амбара…
– Чего ты хочешь? – Амгул не пожелал дослушивать. Какая теперь была разница – свифка пыталась манипулировать им, и это ничего хорошего не сулило ни ему, ни ей.
– Я не знаю, для чего Вам все это. Мне и не нужно это знать. Но Вы должны уговорить родителей и забрать меня с собой в Ти. Соврите, что у меня есть потенциал. Что Вы будете помогать мне, и что у Вас в Ти есть связи. Вы – пока мой единственный шанс безопасно уехать отсюда.
– Что ты потеряла в Ти?! – потихоньку раздражался Амгул от предложенной Хатисай чуши.
– Хочу танцевать на большой сцене, – просипела та.
Амгул тяжело вздохнул, и подумал, что это далеко неплохая идея в данной ситуации и лишний свидетель в его пользу не помешает.
– Отдай мне бумаги, – спокойно потребовал он.
– Отдам только после разговора с родителями.
Амгул сжал челюсти, прищурил снова глаза, но все же согласился…
***
Слух о новом учителе-герое в этой окраине Миццу разошелся быстро. Естественно, Мацухото не стал откладывать личной с ним встречи, и вскоре с двоими сопровождающими стоял в доме Фаццо и уже допрашивал воина.
На всякий случай Амгул держал руки за спиной, чтобы не привлекать к лоскутам ненужного внимания. Хатисай, как и обещала, подтвердила, что учитель Ам всю ночь был в амбаре. Это и подтвердил Фаццо, так как сам ночевал с Амгулом под одной крышей, не распространяясь тем, что все же заметно охмелел, выпив в одиночку анисовой настойки.
– Нам очень жаль, Мацухото, – вмешалась в разговор мать Кири.
– Муцухото не следил за здоровьем, давайте уж будем честны друг перед другом. Его безразличие к своему здоровью, к сожалению, и привело к безвременной кончине. Что именно Вас смутило в случившемся? – в разговор вступила и Айри, которая все время, пока шел допрос, наблюдала со стороны за Амгулом.
– Выключенный свет. Муцухото никогда не выключал свет, даже днем… Он панически не терпел темноты. Работал по ночам вынужденно по долгу службы любимому делу, – прохрипел мужчина, который был младше брата на десяток лет. Несмотря на родство по крови, они были совершенно разные по внешности. Выглядел Мацухото в отличие от брата намного здоровее и моложе. – Возможно, я зря трачу время…
– Нет, Мацухото, – оборвала его Айри. – Порой мелочи часто кричат о важном, но их не хотят слышать, принимать во внимание. Вы правильно сделали, решив допросить сомнительных людей, – с презрением взглянула она на Амгула.
–
– Что ж, спасибо за выделенное время, – вежливо поблагодарил Мацухото женщину. Нрав Айри знали многие, поэтому подобное высказывание мужчину не смутило – ведь Айри всегда и во всем искала подвох. И это было всемизвестное «достояние».
Мацухото поклонился Фаццо и покинул дом.
Амгул тоже хотел вернуться в амбар, как Хата взглядом напомнила о сделке, указывая, чтобы тот немедленно начал запланированный разговор.
Гунън строгим изгибом бровей попытался объяснить, что сейчас не время, но ее взгляд оказался более убедительным, и он неохотно начал.
– Учитель Фаццо, Хозяйка Айри, – обратился к родителям Хаты и все устремили свой взор на него – бледного и, как обычно, бесстрастного. У него даже запершило в горле, но «гымкнув» пару раз воин привел чистоту голоса в порядок и продолжил. – Как вы знаете, меня отправили сюда лишь на пару дней. Мне пора возвращаться в Ти. Хочу высказать слова благодарности за прием и радушие.
Ни лицо, ни тон не выдали никаких чувств. Он с обыкновением равнодушно и безучастно проговаривал фразу за фразой, не принимая в толк, что слова его могут показаться родителям Хаты неубедительными.
Он еще раз взглянул на растерянную от волнения и напряжения Хатисай и продолжил.
– Прошу… отправить в Ти вместе со мной Хатисай.
– С какой это стати?! – вдруг сорвалась Айри, не дослушав до конца.
– У нее явный талант… к искусству. В Ти у меня много полезных связей. Я помогу посодействовать Вашей дочери поступить на обучение в храм Ссота.
– Это же прекрасно! – восхитилась доброжелательная Кири, которая в это утро тоже еще находилась в доме Хатисай.
– Закрой рот! – тут же заткнула ее посеревшая от злости Айри. – Я против! Ты приехал на пару дней, облапошил дурехе голову и решил, что мы с Фаццо поведемся на этот блажь?! Что ты молчишь, Фаццо?! – накричала она на мужа.
Мужчина стоял у окна и смотрел на Хатисай с живой отцовской любовью. Он видел, как их с Айри дочь выросла и стала настоящей красавицей, и что пришло время ее отпустить.
– Хата, ты готова уехать и начать самостоятельную жизнь в столь опасное время? – строго спросил он.
– Да, отец. Вне стен нашего дома я всегда буду помнить о чести семьи и благодарности вам с матушкой за все, что вы для меня сделали, – медленно поклонилась она.
– Тогда какое же я имею право запрещать тебе, дочь моя? – улыбнулся он и раскрыл объятия, в которые тут же влетела счастливая Хата.
– Ты что, сошел с ума?! – разъяренная женщина, которая, несмотря на тяготы судьбы и покалеченную ногу, всегда вела себя достойно и гордо, сейчас выглядела отчаянной и уродливой от своего же гнева.
– Мы не можем держать ее при себе всю жизнь. Хатисай стала взрослой и ей решать, как жить дальше, – спокойно объяснил мужчина.
– Мало того, что ты поддерживаешь ее во всяческих глупостях, так еще готов отпустить ее непонятно с кем в Ти, куда четыре дня пути?! Ты в своем уме?! Я не доверяю этому… учителю. Я насквозь вижу всякую ложь. По правде говоря, от него попахивает гунънами, и я не удивлюсь, если он побывал ночью в Доме искусства!