Искупление

Селютин Алексей Викторович

— Справлюсь. Коллективом управлять всегда непросто. Особенно теми, кого ты знаешь всего ничего. Буду продолжать попытки найти общий язык.

— А если они вас не примут? Николай Аркадьевич говорил, что всё очень плохо. Для вас, Алексей. Что, возможно, нам — медицинскому персоналу — придётся заняться вашей реабилитацией…

— Не всё настолько плохо, мне кажется, — перебил я её. — Вы не думайте, что я сломался… Признаю, всё идёт немного не по плану. Не так, как я привык. Но мне вполне по силам во всём разобраться. Я знаю, что напортачил. И уже смирился с этим. Но так же я знаю, что упавший должен подняться. Иначе он рискует так и остаться лежать, если прекратит попытки вновь встать на ноги. Это как боксёрский поединок — ты неизбежно пропустишь удар.

Вопрос лишь в том останешься ли ты лежать, чтобы избежать очередного болезненного удара. Или сцепишь зубы и поднимешься, чтобы на горьком опыте научиться не пропускать подобные удары в будущем. Поймёшь, где именно ошибся, и в следующий раз будешь умнее.

— Хм, — Светлана вновь прищурилась, всем своим видом показывая, что не верит ни единому моему слову. — Слова, конечно, хороши. Они звучат достойно. Но так ли это на самом деле?

— Ну, вы же профессионал. Вам лучше знать, — пожал я плечами. — Хотите убедиться сами? Приходите в комнату для брифингов. Я всех собираю там. Хочу всем сказать несколько слов и послушать, что скажут мне в ответ. Там и убедитесь, нужна ли мне реабилитация или нет.

— Что ж. Отлично. Так и поступлю, — кивнула она головой. — Но и вы не забывайте, что не обязательно беспокоить Николая Аркадьевича по пустякам. Если нужно будет выговориться — обращайтесь ко мне. Я тоже вполне неплохой слушатель. И тоже могу помочь.

Видимо, она, наконец, поняла, что сдаваться я не собираюсь. Что не сломался и не сгорел дотла. Потому лишь улыбнулась на прощание, бросила задумчивый взгляд и скрылась за дверью медпункта.

Короткий разговор с докторшей придал мне решительности. Я думал, она будет меня отчитывать и раз за разом повторять: «Я же говорила!». Но нет. Всё прошло на удивление спокойно. И это, на мой взгляд, говорило о том, что ей действительно интересно справлюсь ли я с проблемами. А если не потяну, она обязательно предоставит свою поддержку.

Ещё минут пятнадцать я бродил по общаге. Осматривал самые тёмные углы, в надежде отыскать тех, кого ещё не отыскал. Но самый сложный момент караулил меня у двери Катерины. Я долго не решался обозначить своё присутствие стуком в дверь. Меня мутило от того, что придётся извиняться и перед ней. Я топтался на пороге не меньше минуты, но всё же смог взять себя в руки. Смог пересилить. Постучался, а когда она открыла и очень удивлённо посмотрела на меня, попросил пройти в комнату для брифингов. Я попросил выслушать то, что хотел ей сказать. Сказать им всем.

Когда мы с ней молча шли на 5-й этаж, я на физическом уровне ощущал презрительный взгляд, обжигавший мою спину. Мы зашли в комнату, где нас уже все ожидали. Даже немного больше этих «всех», чем я предполагал. Был и Николай, сурово хмурившийся и сложивший руки на груди. Была и Светлана, и усатый психолог Павел Григорьевич, и ещё несколько медицинских работников. У дальней стены, прямо за спиной Николая, покачивались с носка на пятки два крепких работника службы охраны. Я сразу решил, что Николай предусмотрительно пригласил их во избежание неподобающих сцен. Возможно, он готовился к тому, что мне, как ранее Антону, придётся крутить руки.

— Прошу всех занимать места, — миролюбиво предложил я, когда прошёл к своему стульчику, который недавно чуть не спалил огнём, бьющим из задницы. — Я хочу вам кое-что сказать. Вам всем.

Ребята-тестеры, шурша стульями по полу, начали приземляться. Светлана, Павел Григорьевич и Николай остались стоять на местах, ожидая представления.

Я машинально потёр подбородок, собираясь с мыслями. Как такового страха я не испытывал. Чувствовал себя неуверенно и волновался слегка, потому что впервые за профессиональную карьеру планировал не требовать и приказывать, а просить и извиняться. Такого со мной не случалось доселе.

— Прежде всего я хочу вас всех поблагодарить, что, несмотря на то, что жар ещё не остыл, согласились прийти и выслушать. Мне действительно есть что сказать, — я сделал глубокий вдох, бороздя взглядом ряды сидевших ребят. — Я — и сейчас я отдаю абсолютный отчёт

своим словам — приношу вам свои извинения за своё неподобающее поведение. И я не хочу подбирать более корректных слов. Я признаю, что вёл себя как последний мудак. Я признаю, что не только сгорел после неудачных для нас событий, но и принимал неверные решения в прошлом. И, наверное, был слишком несправедлив к вам. Слишком деспотичен из-за желания доминировать и поддерживать реноме лучшего, как я привык. Вы знаете, что в той сфере деятельности я был успешен. Там такой подход работал. Не только потому, что это была совершенно другая игра. Но и потому, что я платил сокланам из своего кармана. Платил за их время, за их участие, за их игровой скилл. Они работали на меня и выполняли мои указания, как работники выполняют указания работодателя. А потому абсолютистская модель управления работала. Здесь же — и я опять заявляю с полной ответственностью — я изначально выбрал неверную стратегию, ведь столкнулся с другим подходом. Здесь мы с вами никто друг другу. Лишь случайные знакомцы, работающие на того, кто платит нам деньги. И я если и отличаюсь от вас, то не на много. Я не имел права так себя вести с вами. Я отталкивался от того, что знаю, что умею. Но, как мы с вами убедились, это не сработало. Мне нужно не только признать свои ошибки, не только попросить у вас прощение за своё поведение, но честно сказать — шапка оказалась не по Мономаху. В одиночку я не тяну… Но это не значит, что я готов оставить свой пост. Совсем нет. Я хочу сказать, что мне нужна ваша помощь. Я не хочу просто приказывать и ставить задачи. Я хочу обсуждать с вами правильность того или иного решения. Я хочу слышать вас, и обещаю, что буду слушать. Не знаю, что вы скажете в ответ, но хочу предложить вам создать выборный совет из 4-х человек, которые вместе со мной будут принимать решения. И этот совет вы выберете сами, без моего участия. А я обещаю, что обязательно буду слушать советы и пожелания на темы управления и прогресса клана. Со всей серьёзностью я заявляю, что сегодня завершился период правления эгоцентричного клан-лидера и начался период командной работы.

Когда я выговорился, я почувствовал удивительную лёгкость. Как будто действительно сбросил несколько тонн веса с плеч. Слова давались мне тяжело, а на задворках сознания старый я постоянно орал, требуя быть мужиком и не лебезить перед слизняками. Но я смог закончить речь. Смог закончить и, сказав финальное слово, понял, что поступил правильно. Я всё же смог подняться на ноги после пропущенного удара.

Молчание длилось недолго. Мальчики и девочки хмурились, улыбались, чесались. Но никто из них не решился заговорить первым. Даже главные бунтовщики молчали. Они молчали и смотрели то на меня, то на Николая.

— Позвольте мне высказаться первым? — Николай вышел вперёд и обратился к тестерам. — Хоть я не вращаюсь в вашем коллективе, хоть не провожу уйму времени в капсуле и не до конца понимаю, что у вас там происходит, хочу поддержать молодого лидера в столь сложный для него период. Я хочу быть уверен, что не зря выбрал его на эту роль из множества кандидатов, а потому для меня мнение большинства очень важно. Хоть мой кредит доверия Алексей ещё не исчерпал и я доверяю ему. Хоть вы все работники на зарплате и должны поступать так, как я прикажу, я не желаю поощрять нездоровую атмосферу в коллективе. А потому поступлю так, как вы решите. Решите все вместе.

Признаю, после таких неопределённых слов Николая, я маленько разволновался. Тот открыто намекал, что может мною пожертвовать, если коллектив того потребует. А я помнил, что если сокланы погонят меня поганой метлой, в Прагу, как он поступил с Антоном, Николай меня отправлять не будет. Он отправит меня домой.

Ребята на стульях зашушукались. Крутили головами, переглядывались и о чём-то друг с другом шептались. Затем как-то все сплотились в центре, где сидели Олеся и Андрей. Там тихо переговаривались и, видимо, пытались прийти к общему знаменателю. Но меня уже радовало то, что, по крайней мере, без всяких обсуждений сразу не указали на дверь.