Искушай меня в сумерках
Шрифт:
Жена, сидя на кровати, пристально смотрела на него осуждающим взглядом.
– Я не могу поверить, что вы участвуете в этом, – объявила она без вступления.
Его измученному мозгу потребовалось мгновение, чтобы сообразить, что она не пошла спать, как они договаривались, а подслушала разговор, который состоялся у него с сэром Джеральдом и мистером Кинлохом. Если бы Гарри не устал так сильно, он, возможно, сообщил бы жене, что ночь – не самое подходящее время для подобных обсуждений.
– Как много вы слышали? – спокойно спросил он, роясь в одном
– Достаточно, чтобы понять, что вы собираетесь разробатывать для них новый вид оружия. И если это правда, на вас ляжет ответственность за множество смертей и страданий...
– Нет, не на меня, – Гарри стащил галстук и сюртук и бросил их на пол, вместо того чтобы аккуратно положить на стул. – Ответственность за это ляжет на солдат с оружием в руках. На политиков и военных, пославших этих солдат убивать.
– Не будьте лицемером, Гарри. Если бы вы не изобрели такое оружие, то его бы вообще ни у кого бы не было.
Прекратив поиск ночной рубашки, Гарри избавился от ботинок и бросил их на сваленную в кучу одежду.
– Вы считаете, что люди когда-нибудь перестанут изобретать новые способы убивать друг друга? Если я не буду заниматься этим делом, значит им займется кто-то другой.
– Тогда оставьте это кому-то другому. Не позволяйте этому быть вашим наследием.
Их пристальные взгляды встретившись, скрестились. "Ради Бога, – хотел он попросить ее, – не дави на меня сегодня вечером". Напряжение, потребовавшееся для того, чтобы связно вести этот разговор, истощило то немногое самообладание, что еще оставалось у него в запасе.
– Вы знаете, что я права, – упорствовала Поппи, она откинула покрывало и выпрыгнула из кровати, чтобы уверенней противостоять ему. – Вы знаете, как я отношусь к оружию. Для вас это совсем не имеет значения?
Гарри мог видеть очертания ее тела сквозь тонкую ткань белой ночной рубашки. Он мог даже видеть кончики ее грудей, розовые и напрягшиеся от холода. Правильно-неправильно... нет, ему наплевать на пустые нравоучения. Но если бы это изменило ее отношение к нему, если бы послужило причиной установления, хоть небольшого равновесия, он послал бы сэра Джеральда и все британское правительство к чертовой матери. Где-то в глубине души Гарри начался перелом, он испытал нечто абсолютно новое... желание понравиться другому человеку.
Он поддался этому чувству даже быстрее, чем смог осознать это. Гарри открыл было рот, намериваясь сказать Поппи, что поступит согласно ее желанию. Завтра он отправит в Военное министерство сообщение о своем отказе от сделки.
Но прежде чем он успел произнести хоть слово, Поппи спокойно сказала:
– Если вы сдержите свое обещание сэру Джеральду, я уйду от вас.
Не осознавая этого, Гарри шагнул к жене и сжал так, что она начала ловить ртом воздух.
– Это невозможно, – с трудом выдавил Ратледж.
– Вы не можете заставить меня остаться, если я не хочу, – сказала Поппи. – И я не пойду на компромисс, Гарри. Ты сделаешь, как я прошу, или я уеду.
Ад разверзся у него в груди. Она уйдет
Не в этой жизни, и ни в какой другой.
Поппи думала, что он чудовище... хорошо, он докажет, что она права. Гарри будет именно таким, каким она его считала, и даже хуже. Он резко рванул ее к себе, горячая кровь прилила к его паху, когда он почувствовал скольжение муслина по ее упругому, гладкому телу. Схватив ленты сорочки, он потянул их. Его губы двигались по изгибу ее шеи и плеча, запахи мыла, духов и женской кожи заполнили его ноздри.
– Прежде, чем я приму решение, – прохрипел он гортанным голосом, – думаю, сперва я все-таки попробую то, от чего мне возможно придется отказаться.
Ее руки поднялись к его плечам, словно отталкивая.
Но она не сопротивлялась. Поппи держалась за него.
Гарри никогда прежде не был так возбужден, почти до отчаяния. Он держал девушку, упиваясь ощущением ее тела рядом со своим. Распущенные волосы жены пламенным шелком скользили по его рукам. Он взял несколько прядей и поднес мягкие локоны к своему лицу. Они пахли розами, пьянящие отголоски аромата душистого мыла и масляной ванны исходили от кожи. Стремясь сильнее почувствовать нежное благоухание, он глубоко вдохнул.
Гарри рванул ворот ее длинной ночной рубашки. Крошечные, обшитые тканью пуговки застучали по ковру. Поппи дрожала, но не выказала никакого сопротивления, когда он стянул сорочку до талии, позволив рукавам поймать в ловушку ее запястья. Его рука двинулась к одной из ее грудей, казавшихся еще пышнее и красивее в приглушенном свете. Гарри коснулся ее кожи кончиками пальцев, спускаясь вниз, пока один из розовых бутонов не попался между его пальцами. Он легонько потянул за сосок и от этой ласки Поппи задохнулась и прикусила губу.
Ведя Поппи назад, к кровати, Гарри остановился, когда ее бедра натолкнулись на край матраца.
– Ляг, – его голос прозвучал грубее, чем он хотел. Ратледж помог ей откинуться назад, поддерживая руками и поудобнее устраивая на кровати.
Склонившись над порозовевшим телом, он с наслаждением ласкал ее благоухающую розами кожу, соблазняя Поппи... медленными неторопливыми ласками, влажными, искусными и чертовски терпеливыми поцелуями. Он проделал путь языком к тугому кончику одной груди и лизнул твердую вершинку, обхватив ее губами. Поппи застонала, ее тело беспомощно выгнулось, когда он в течение долгих минут посасывал ее грудь.
Стянув с девушки муслиновую сорочку, Гарри бросил ее на пол. Он пристально вглядывался в лицо жены, в равной степени испытывая сильное желание и благоговение. Она была непередаваемо красива, раскинувшаяся перед ним в сладкой страстности... растерянная, взволнованная, неуверенная. Она смотрела отсутствующим взглядом, словно пытаясь, одновременно разобраться во множестве нахлынувших на нее ощущений.
Гарри сорвал с себя одежду и опустился на Поппи.
– Дотронься до меня, – он был неприятно удивлен, скрежещущими интонациями в своем голосе... он никогда и никого прежде не просил об этом.