Искушая судьбу
Шрифт:
– Вы, кажется, нервничаете, мисс Вентворт. Это из-за меня?
А что он предполагал, черт бы побрал эти его глаза?
– Нет. Это просто вызвано незнакомой обстановкой, милорд. Я чувствую себя несколько одинокой и чужой среди ваших людей. Не то чтобы они вели себя негостеприимно. Нет, совсем наоборот. Все были очень приветливы. Но пребывание в новом месте, особенно таком, как это, всегда немного пугает. Я уверена, что со временем привыкну.
Он кивнул:
– Жаль было услышать, что ваша мать оказалась не в состоянии сопровождать вас в поездке. Я уверен, что ее присутствие помогло бы вам легче
Поборов возбуждение, вызванное первой встречей, Мара начала входить в роль Арабеллы.
– Это случилось с ней в последнюю минуту. – Она помолчала, пытаясь, чтобы ее слова прозвучали как можно убедительней. – Хотя отец заверил меня, что беспокоиться не о чем. Я надеюсь, что очень скоро она поправится и сможет присоединиться к нам. Мне немного трудно здесь, милорд. Извините, если вам покажется, что я слишком много говорю об этом. Просто здесь все так непривычно для меня. До этого я никогда не уезжала так далеко от дома, не говоря уже о другой стране. Хотя это и может показаться увлекательным приключением, но вместе с тем несколько утомительно. – Она опустила глаза и скромно добавила:
– Вы были совершенно правы, когда сказали, что в присутствии моей матери мне было бы намного легче.
Адриан отхлебнул свое бренди.
– Надеюсь, что ваша мать приедет скоро и нам не придется слишком надолго откладывать нашу свадьбу.
Черт побери! В своих попытках получше сыграть свою роль она зашла слишком далеко. Отложить свадьбу? Ни в коем случае! Она должна сыграть на его мужском инстинкте. Сделать так, чтобы он отказался ожидать прибытия матери. Но как она может этого добиться, выглядя в глазах всех очкастой монахиней?
Адриан прервал воцарившееся молчание:
– Разумеется, это целиком зависит от того, примете ли вы мое предложение.
Это заявление застало Мару врасплох. Ей казалось, что условия брака определены окончательно.
– Но разве это не является причиной моего прибытия сюда?
Адриан поднял бровь:
– Не совсем. Вы никогда раньше меня не видели.
К примеру, вы могли бы найти мою наружность отвратительной и отказаться от договоренности. Могли бы обнаружить, что у меня гнилые зубы и изо рта пахнет, как из уборной.
Он улыбнулся, и от этого вежливого поддразнивания Мара почувствовала себя спокойнее, – Я уже видела ваши зубы, милорд, и они выглядят вполне белыми и чистыми. – Она наклонилась к нему так, что ее лицо оказалось на расстоянии в несколько дюймов от его. – Что же касается дыхания, – она вдохнула – то, уверяю вас, это совсем не тот случай.
Когда она взглянула на него, он пристально смотрел ей в глаза. Мара откинулась назад, наблюдая за ним из-под полуопущенных ресниц.
– Но кто может гарантировать, что, увидев меня, вы сами не откажетесь от договоренности.
Уголок его губ слегка скривился.
– Заверяю вас, мисс Вентворт, что ваша наружность никоим образом не отталкивает меня, Но остается еще вопрос моего прошлого.
– Вашего прошлого, милорд?
– Да, вы, без сомнения, слышали о скандале, связанном с моей семьей?
Мара помедлила. Она кое-что знала о лежащем на его репутации
– Мне что-то говорили о том, что ваш отец виноват в смерти вашей матери. Для вас это должно было стать настоящей трагедией.
Челюсти Адриана напряглись.
– Если говорить более откровенно, мисс Вентворт, мой отец убил мою мать. Хладнокровно. Но прежде чем каждый из нас даст согласие на этот союз, я хотел бы, если вы, конечно, не будете возражать, выложить все карты на стол. Попытаюсь быть кратким. Когда моя мать еще только носила меня в чреве, отец из неизвестного до сих пор источника узнал, что у нее был тайный роман с другим человеком почти с самого первого дня их свадьбы. Этим человеком был мой дядя, Джеймс Росс.
Этого Мара не знала:
– Ваш дядя Джеймс? Человек, оставивший вам этот замок?
– Да, именно он. Как вы понимаете, поскольку мать была, – он помедлил, – в интимной близости с обоими, я никогда не был уверен в том, кто из них на самом деле является моим истинным отцом, хотя всегда сердцем чувствовал, что им был дядя, а не отец. Полагаю, что дядя чувствовал то же самое, потому-то и оставил мне замок, но признать меня своим сыном означало объявить меня незаконнорожденным в глазах всего общества. Кроме того, это помешало бы мне унаследовать от отца то, что, как он полагал, по праву принадлежало мне – титул графа Сент-Обина Но эти соображения не сдерживали моего отца, и если дядя молчал, то отец молчать не собирался. Он публично объявил о том, что вот уже несколько месяцев, как не был близок с матерью, и что, если я не появлюсь на свет к десятому сентября, меня нельзя будет считать его сыном. К несчастью для него, я родился как раз в тот самый день, который он назвал, десятого сентября. – Он улыбнулся и добавил:
– За пять минут до наступления полуночи Адриан замолчал, как будто ожидая, что она на это скажет.
Ответ Мары прозвучал просто:
– Но это должно было уверить всех в факте его отцовства.
– Каждый подумал бы так же, но отец по-прежнему не был убежден, и это не помешало ему, несмотря ни на что, попытаться от меня отказаться. Он подал королю петицию, содержание которой не скрыл ни от кого, петицию, в которой обвинял мою мать в нарушении супружеской верности и объявлял меня незаконнорожденным, зачатым не от него. Однако поскольку в предполагаемый день зачатия он находился неподалеку от матери, а я родился в назначенный им самим день, то король отказался объявить меня незаконнорожденным.
– Вероятно, ваш отец был этим очень недоволен?
– Это, мисс Вентворт, еще очень мягко сказано.
После неудачи у короля отец решил, что больше не может жить с матерью, и попытался получить развод через акт парламента, но и тут потерпел неудачу. Все это заняло у него около десяти лет, и, исчерпав все возможности, он решил заняться этим делом сам. Взял очень старый и ценный дуэльный пистолет, которым графы Сент-Обины владели из поколения в поколение, выпил две бутылки бренди и, пока мать спала в своей постели, застрелил ее. Насмерть. Потом, в своей обычной трусливой манере, он обратил пистолет против себя, избавив меня от необходимости самому убить его.