Искушение архангела Гройса
Шрифт:
В Илье Фима заправилась на знакомой бензоколонке. Китаец, торгующий журналами для автолюбителей, заговорщицки ей подмигнул. Журналов не предлагал – все равно не купит. На прощание подарил гонщице бутылку «Боржоми».
– Приезжайте еще. У нас лучший бензин, лучший «Боржоми»!
С Долгиновского тракта Серафима свернула на Орловскую, доехала до проспекта Победителей. Город приподнял стены, расправил рекламные щиты. Серафима направлялась в центр. Ее не интересовало, разрешено ли там мотоциклетное движение. С сотрудниками автоинспекции она предпочитала
В столице Фима никогда не парковалась. Не было причины. За шмотками на «Харлее» не ездят. Ей нравилось катать ребятишек. Один раз пригласила девушку, которую видела до того по телевизору. Нахальную, смелую, богатую. Дочь крупного промышленника. Они разговорились. Поначалу Серафиме было интересно. Когда наскучило, она выскочила с пассажиркой на Логойский тракт, набрала запредельную скорость. Километров через сорок притормозила, оставив девушку на обочине. Поймает мотор, рассудила она.
Пацанов катать было приятнее. У Фимы было на примете несколько дворов, где ее принимали с особенными почестями. Подростки составляли на бумаге очередь, несмотря на необязательность ее появлений. Бросали жребий, ревновали и ссорились. Мальчишки попадались забавные, безбашенные. Один начал лапать ее за грудь, когда она лавировала между грузовиками и фурами. Ей понравилось. Она довезла его до родительского дома. Улыбаясь, схватила обеими руками за шею. Поцеловала, оставив вокруг рта бедняги фиолетовый обод помады.
На день Петра и Павла у нее были другие планы. Пришлось поколесить по городу еще часа полтора в ожидании вечерних пробок. Часам к семи центр должен был охватить безысходный ступор. Серафима с удовлетворением наблюдала за неизбежным уплотнением, слушала нервные гудки, улыбаясь мрачным лицам водителей. Бензиновые выхлопы мешались с осенней сыростью. Серафима миролюбиво продвигалась по проспекту Независимости, разглядывая владельцев автотранспорта. Пристроилась за свежим «мерсом» черного цвета. В салоне на заднем сиденье лежал длинный серый зонт, чем-то напоминающий убитого аиста, несколько пакетов из супермаркета. Серафима проследовала за автомобилем, рассматривая напряженные лица мужчин, водителя и его шефа. Оба молчали. Босс подбрасывал на руке белую пачку сигарет, но не курил. Около кинотеатра Фима потянулась к боковой мотоциклетной сумке, сунула туда руку и молниеносно хлопнула кастетом по заднему пассажирскому стеклу. Кастет оставался висеть у нее на пальцах в желтой фронтовой перчатке, когда она зацепила шикарную на вид борсетку пассажира и уверенно крутанула газ.
Серафима начала набирать скорость, проскакивая сквозь трафик, подобно слаломисту на горном спуске. Насмехаясь. Не оборачиваясь. Виляя жопой. Напевая эстрадные мелодии без слов. Светофор перед дворцом Лукашенко заставил ее на полминуты замешкаться. Гаишники в ярко-желтых жилетах рассматривали, как насупленно она потрескивает двигателем на перекрестке в ожидании зеленого сигнала. Обсуждали и приценивались. Вскоре она пронеслась по мосту над тускнеющей рекою, промелькнула мимо какой-то грандиозной стройки, усеянной журавлями подъемных кранов, и беспрепятственно выскочила на полупустую трассу.
По
– Чоппер? – поинтересовалась Зина моделью байка. Идти ей было трудно, и уборщица попыталась облокотиться о спутницу – плохая идея.
– Откуда ты знаешь такие слова? – удивилась Фима. – Осторожнее, он весит полтонны.
Девушки шли по краю канавы, их ноги цеплялись за бурьян и вросшие в землю бетонные плиты. До дома было рукой подать, но Серафима не торопилась.
– Один мужик решил сделать подарок зубному врачу, – сказала Зинка и расхохоталась. Это могло быть как началом анекдота, так и завершенным сообщением.
Однако она продолжила:
– Время было бедное. Не такое, как сейчас. – В последней фразе чувствовалась особенная горечь, и Фима подумала, что от молдаванки она сегодня просто так не отвяжется. – Время было бедное, – повторила Зинка. – Вот он и решил отблагодарить врача не деньгами, а говядиной. – Она хихикнула вновь.
– Как это?
– А вот так. Говядиной. – Зинка показала жестом большой кусок мяса в руках. – Он работал на скотобойне…
– Благородный поступок, – согласилась Серафима.
– Хер с ним, с поступком, – опять заржала уборщица. – Он завернул его в газету, положил в сумку и пришел на прием. А там очередь. Иногда подождать приходится, понимаешь?
Фима кивнула. Вести «Харламова» было тяжело, но они уже подошли к калитке.
– Очередь. Все боятся. Ты была когда-нибудь у зубного врача?
Зинка задумалась, помолчала.
– Врач ему зуб вырвал, и мужик про мясо-то и позабыл! Вот как бывает! – вскрикнула она. – А там очередь. Ну, разве не смешно?
– Нет, Зина, не смешно, – сказала Серафима серьезно.
– Очень смешно! – возразила Зинка. – Очень!
– Нет.
– Ну как не смешно, когда там очередь, всем страшно, а он выходит весь окровавленный из-за этого мяса. Оно через газету протекло.
Серафима поняла смысл истории, улыбнулась.
– Это мне мой отец рассказал, – всхлипнула молдаванка. – Ты богатая? Помоги мне вылететь в Кишинев. Он сегодня умер. Узнай хотя бы, когда следующий рейс.
Фима вздрогнула, сообразив наконец, что происходит. Достала мобильник, позвонила, но автоответчик поставил ее на очередь к оператору. Девушки стояли на деревенской улице, еле освещаемой редкими фонарями, слушая Поля Мориа в телефонной трубке. Прошло минут десять, но справочное не давало о себе знать. Одна мелодия сменяла другую, не предвещая какого-либо положительного разрешения.