Искушение дьявола
Шрифт:
Забавно, что его жена, когда мы сталкиваемся с ней на людях, смотрит на меня с откровенной ненавистью. Она считает меня своим врагом и соперницей, но это не так. Мы с Хоксли никогда не были любовниками, потому что всегда дорожили нашей дружбой. Мое сердце по-прежнему принадлежит Филиппу, а Хоксли продолжает тосковать по утраченной любви…»
Когда он дочитал эту дневниковую запись, повисло тягостное молчание. Спустя несколько минут Гейбриел заговорил, но уже резким, осуждающим тоном.
– Когда ты собиралась сказать мне, что у моего
– Что все сплетни об их отношениях были ложью?
– Да, черт возьми!
Мора обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от его нападок. Еще не задав вопроса, она уже знала, каков будет его ответ.
– Если я скажу «сегодня ночью», ты мне поверишь? Он опять засмеялся, и Мора невольно вздрогнула от этого зловещего смеха.
– Пожалуйста, не надо больше водить меня за нос, – презрительно бросил Гейбриел, и немного помолчав, указал на стопку пожелтевшей бумаги, лежавшую на столе рядом с ним. – Я прочел остальные письма. Они были адресованы твоей матери, не так ли?
Девушка кивнула, закусив губу.
– И? – подначил Хоксли, не дождавшись от нее ни слова.
«Вот он, момент истины», – невесело подумала Мора. Больше тянуть нельзя. Надо сказать, все как есть, и покончить с этим. Быстрый ровный надрез заживает скорей, чем рваная рана. Жаль только, что она поняла это только сейчас.
– Я думаю, что автор этих писем – убийца моей мамы.
Это откровение поразило его в самое сердце. Гейбриел дернулся, как от удара, и Мора даже в темноте заметила, как изменилось его лицо. Он несколько раз открыл и закрыл рот, точно вдруг лишился дара речи, затем резко выпрямился и, наконец, спросил хриплым, сдавленным голосом:
– По-твоему, мой отец невиновен?
– Моя старшая сестра Джиллиан всегда так считала. Она обнаружила, что во время убийства происходили странные вещи. Раньше она работала на Боу-стрит и в прошлом году, распутывая совсем другое дело, вышла на одного свидетеля. Он утверждал, что в ту ночь был рядом с нашим городским домом и видел, как из него выходил какой-то человек.
– А мне никто ничего не сказал! – Гейбриел подался вперед и гневно процедил сквозь зубы: – Никто даже не подумал известить меня о том, что он вовсе не был убийцей? Может, я не слишком любил этого человека, но он все-таки был моим отцом, и я имел право знать правду.
– Нет никаких доказательств. Полицейские отвергают эту версию. Они сочли единственного свидетеля ненадежным, ведь это всего лишь бывший кучер твоего отца. К тому же он умер, так и не успев дать показания на Боу-стрит.
– На мой взгляд, эти письма – достаточное доказательство.
– Возможно. Но я… нашла их совсем недавно. Ни мой папа, ни Джиллиан их еще не видели. Только я.
– Но это же просто бессмыслица! Если мой отец не убивал твою мать, если они не были любовниками, то почему он покончил с собой?
У Моры сердце замерло. Сейчас придется сказать ему еще кое-что, очень важное.
– Я не думаю, что он сделал это, Гейбриел. Мне кажется, его убили. Злодей подтасовал факты, чтобы в преступлении обвинили Хоксли, а
Гейбриел застыл, потом вскочил с кресла и принялся мерить шагами комнату. Запустив пальцы в волосы, он ерошил и без того всклокоченную шевелюру, расхаживая взад-вперед перед кроватью.
– Его убили? Но все эти годы я думал… я верил… – Он осекся и обернулся к девушке: – Значит, убийца все еще разгуливает на свободе. Кажется, я понял, что ты затеяла. Ты пытаешься найти автора этих писем, верно?
– Я сравнивала почерк, – призналась Мора. Какой смысл притворяться, будто она не знает, о чем идет речь? – Тот, кто писал моей маме, был хорошо знаком с ней в годы ее актерства. Он много раз упоминает об этом. Он также намекает на интимную близость, из чего я делаю вывод, что у них однажды что-то было. – Девушка покраснела и перевела взгляд на свои руки, крепко сжимавшие простыню. – Кроме папы, у мамы были отношения только с тремя мужчинами – лордом Лэнскомбом, Бедфордом и Каннингтоном.
– Так вот зачем тебе понадобилась долговая расписка Каннингтона?
– Да. Но ни один из почерков не совпал с почерком писем, и теперь я не знаю, что делать.
– Я скажу тебе, что мы будем делать.
Гейбриел сел на матрас рядом с Морой и накрыл ее руку своей. Девушка вздрогнула от неожиданности – увидев, с каким возмущением он воспринял новую для себя информацию, она решила, что он больше никогда не захочет к ней прикоснуться. Но, взглянув на него украдкой, она перевела дух: похоже, он немного остыл, хотя его подбородок был по-прежнему напряжен.
– Ты отдашь эти письма мне, а я отнесу их в полицию, – сказал граф тоном, не терпящим возражений. – Пусть с ними разбираются профессионалы. И с этого момента ты не будешь совать нос в это дело. Слышишь меня?
Ага, вот оно! Она знала, что рано или поздно услышит такой приказ.
Сбросив ноги с кровати, Мора закуталась в простыню, встала и сердито уставилась на Гейбриела.
– Ты спрашивал, почему я ничего тебе не говорила? Это одна из причин. Я знала, что ты не разрешишь мне заниматься расследованием. Что ты отодвинешь меня в сторону.
Он удивленно вскинул брови:
– Черт возьми, Мора, ты что, сумасшедшая? Начнем с того, что тебе вообще не следовало браться за подобные вещи. Ты должна была рассказать о своей находке отцу или полицейским с Боу-стрит.
– Ты не понимаешь. Папа был сильно болен, и потом, я не могла просто взять и передать улики чужим людям, а сама просто сидеть, сложа руки. – Она облизнула пересохшие губы, глубоко вздохнула и выплеснула все, что накопилось в ее душе за последние недели. – Я верила лживым обвинениям, Гейбриел. Думала, что все эти жуткие истории про мою маму – правда, и ненавидела ее. А потом я прочла ее дневник и поняла, что все было совсем не так. Выйдя замуж за папу, она ни разу не позволила другим мужчинам к ней прикоснуться – ни Лэнскомбу, ни Каннингтону, никому! А я все равно ее осуждала.