Искушение дьявола
Шрифт:
С трудом удержавшись от грубых действий, Гейбриел отстранил даму и шагнул назад, пытаясь установить между ними хоть какую-то дистанцию, пока у него не пройдет желание придушить эту женщину.
– Простите, Лидия, – твердо и категорично заявил он, – но, к сожалению, я вовсе не собираюсь развлекаться.
– Очень жаль, милый. Я бы ублажила тебя куда лучше, чем она. Если бы ты только позволил…
Замолчав, виконтесса вдруг откинула полы халатика и плавным движением плеч скинула его на полированный паркет, оставшись перед Гейбриелом в чем мать родила. Затем, вскинув голову, она медленно провела рукой по груди и животу, явно
– Ну, как, нравится?
Гейбриел почти с медицинской отстраненностью оглядел ее тело, пышные формы. Он не мог не признать, что она неплохо сложена и достаточно привлекательна, но никаких эмоций, ни капли желания она в нем не вызывала, и он совершенно не собирался принимать ее предложение. В его сознании был образ другой женщины – нежной, невероятно притягательной и соблазнительной, несмотря ни на что.
Нагнувшись, он поднял с пола пеньюар и грубо сунул его в руки виконтессы.
– Хватит ломать комедию! – прорычал он. – Сейчас же оденьтесь!
– Но…
– Я сказал – хватит!
Щеки леди Лэнскомб покрылись гневным румянцем, виконтесса набросила на плечи халатик и напряженными резкими движениями затянула пояс.
– Боже мой, так я и думала – эта маленькая сучка тебя охмурила! – прошипела она. – Я поняла это на днях, увидев, как ты вылупился ей вслед на террасе – ни дать, ни взять влюбленный идиот! Но я не хотела этому верить. Почему ты с ней связался? Ведь ее мать довела твоего отца до погибели.
– Я сам решаю, с кем мне связываться, а с кем нет, и вас это не касается. К тому же маркиза не… – Гейбриел замолчал, разозлившись на самого себя. С какой стати он оправдывается? Он не обязан ничего ей объяснять. В этой женщине столько порока, что и не снилось леди Олбрайт, однако она прячется за своим высоким положением и еще имеет наглость обвинять Мору и ее мать в тех грехах, в которых повинна сама.
Гейбриел глубоко вдохнул, чтобы унять подступающую ярость, и вперил в даму ледяной взгляд.
– Я ухожу, миледи, – сурово сообщил он. – А вам советую как следует подумать, прежде чем клеветать на леди Мору. Я буду очень недоволен, если узнаю, что вы распускаете грязные беспочвенные слухи.
– Бес… беспочвенные? – запинаясь, переспросила виконтесса, негодующе раздувая ноздри. – Вы хотите сказать, что я все придумываю? Да как вы смеете? То, что я говорю, чистая правда, и вам это известно. Хорошо, что с моей помощью до лорда Уолдрона дошло, какая она потаскушка. У меня есть глаза, и я видела сегодня утром в бильярдной, как бесстыдно она к вам прижималась. Нет, дочь шлюхи не заслуживает титула маркизы!
Выслушав ее обличительную тираду, Гейбриел разозлился не на шутку. Так, значит, это леди Лэнскомб растрезвонила о происшествии в бильярдной! В конце концов, гадкая сплетня достигла ушей лорда Уолдрона. Хоксли не любил этого человека, особенно после того, как он бросил Мору на балу, однако мстительная виконтесса, даже не будучи знакома с Морой, нарочно губила ее будущее. Проклятая ведьма!
«Если я задержусь здесь еще на секунду, я убью ее!» – подумал Гейбриел, развернулся и быстро пошел к двери. Однако не успел он сделать и пары шагов, как рядом с его головой пролетела атласная дамская туфелька и ударилась в стену, чуть не задев его ухо. Граф увернулся от необычного метательного снаряда, и тут его взгляд упал на листок бумаги,
«Драгоценная моя Лидия! Я больше так не могу. Мне надо тебя увидеть. Жди меня в полночь у садового фонтана, и я приду к тебе, как только смогу».
Гейбриел застыл на месте, напрягшись всем телом, и потрясенный, смотрел на записку. До боли знакомый почерк! Точно такой же он видел меньше часа назад, когда читал письма, адресованные покойной маркизе Олбрайт.
Схватив со стола записку, граф резко развернулся и направился к леди Лэнскомб, размахивая перед собой злосчастным листком.
– От кого это письмо? – процедил он сквозь зубы, заранее зная ответ, но, тем не менее, чувствуя необходимость услышать его из ее уст.
Леди Лэнскомб ошарашено смотрела на него и молчала. Тогда он встряхнул ее за плечи и угрожающе зарычал:
– Кто это писал, черт побери?
Видно, решив подлить масла в огонь, виконтесса покачала головой и кокетливо улыбнулась:
– А что, милый? Ты ревнуешь?
– Не советую сейчас со мной шутить, миледи. Я спросил, кто это написал, и жду ответа.
Его суровый тон и жесткое выражение лица насторожили леди Лэнскомб. Она поняла, что он вот-вот ее задушит, и в ее округлившихся глазах мелькнул откровенный страх.
– Но я не могу… – начала виконтесса.
– Можете и скажете, иначе я поставлю в известность вашего мужа!
После продолжительной паузы виконтесса произнесла, через силу выдавливая слова:
– Это написал Страттон, сын Лэцскомба. Гейбриел отпустил ее и сердито зашагал по комнате, даже не замечая леди Лэнскомб, которая спотыкаясь, убралась с его пути. Страттон? Неужели такое возможно? Это не очень вяжется с версией Моры, так как во времена, когда маркиза играла в театре, сын виконта был еще ребенком: ему было восемь, от силы девять лет, и он никак не мог крутить с ней роман. Однако не исключено, что Лэнскомб поведал Страттону интимные подробности своих отношений с леди Олбрайт. А пять лет назад, когда эти отношения возобновились, сынок Лэнскомба был уже вполне взрослым.
Гейбриел вспомнил слова Страттона, сказанные им сегодня днем, и похолодел от ужасной догадки.
«Дьявол во плоти влюблен в отродье самой грязной лондонской Иезавели! Впрочем, женщины в этой семье обладают таким воздействием. Они доводят мужчину до греха вопреки его собственной воле, дразнят и мучают его, а потом раздвигают ножки для следующего поклонника, как обычные шлюхи».
Иезавель… Гейбриел вновь обернулся к леди Лэнскомб. В ушах у него стучало, но он старался ничем не выдать своего волнения:
– Скажите, Страттон никогда не проявлял интереса к покойной леди Олбрайт?
В глазах виконтессы что-то блеснуло, и она горько расхохоталась:
– Проявлял интерес? Да он был очарован ею так же, как его отец! И не важно, что эта женщина умерла, пять лет назад. Он говорит о ней со злостью, даже с ненавистью, но перед нашим отъездом из Лондона я нашла в его столе ящик, битком набитый старыми театральными афишами – он тайно хранит их со времен ее актерства. – Леди Лэнскомб содрогнулась и обхватила себя руками, словно пыталась унять внезапно охватившую ее дрожь. – Боже мой, он даже выкрикивает ее имя, когда мы занимаемся любовью! Отчасти поэтому я прогнала его сегодня ночью, сказав, что между нами все кончено. Мне надоело быть заменой этой проститутки.