Искушение любовью
Шрифт:
— Я понимаю. Я благодарна вам за помощь, и, пожалуйста, успокойтесь! Но, умоляю, еще один вопрос: нашли убийцу?
— Мы напали на верный след, но сказать что-либо более определенное я пока не имею права, извините.
Они расстались. Лиля поспешила к троллейбусной остановке. Несмотря на утомленный и сосредоточенный вид, она по-прежнему привлекала к себе внимание окружающих. Ее изящные туалеты производили впечатление на женщин, а она сама вызывала восхищенные взгляды у мужчин. На ней был белый кружевной костюм: короткие шорты, которые больше походили на удлиненные трусики, маленькая маечка и сверху — длинный, до щиколоток, кардиган. Без застежек, он развевался на ветру, как парус. Загорелая, быстрая, она вся казалась невесомой
К Жене она приехала через час с головной болью, совершенно измотанная духотой, суетой и ненавязчивым городским сервисом. Женя сразу все поняла.
— Ты сначала в душ или выпьешь чего-нибудь? Лиля без сил села на маленький стульчик в коридоре, вытянув ноги и опустив плечи.
— Умираю — пить! — Она жадно выпила стакан минеральной воды, сбросила туфли и поплелась в душ. — Я быстро, Женечка, ладно?
В ванной зашумела вода, а Женя направилась на кухню, ломая голову, чем кормить Лилю. Она не знала, как изменились вкусы подруги после замужества, и уж тем более не представляла, что едят миллионеры на обед. «Ничего, — решила Женя. — Будет есть, как все, картошку с огурцами!»
Лиля вышла из ванной, когда на сковороде уже аппетитно скворчало и по комнате поплыл густой аромат молодого жареного картофеля.
— Женечка, как пахнет! — Она чмокнула подругу в щеку и села на стул рядом. — Давай я тебе помогу. — Лиля взяла нож и принялась резать хлеб аккуратными ломтиками.
На столе появились свежие огурцы и квас, дымилась картошка, посыпанная укропом.
— Ешь. — Женя пододвинула тарелку с картофелем поближе к Лиле. — Ешь и рассказывай!
— Я так не умею, — с полным ртом картошки засмеялась Лиля.
— Рассказывай, говорю тебе! Я тут с утра места себе не нахожу! — Женя села за стол тоже, но есть так и не стала.
— А ты? Я что, одна есть буду?
— Ешь! — прикрикнула шутя Женя. — Ты из дома когда ушла?
— Как тебе позвонила, сразу и ушла. — Лиля ела с аппетитом, то и дело поглядывая на Женю.
Женя смотрела на нее и в глубине души радовалась и ее хорошему аппетиту, и живому блеску в глазах. Тревога за подругу снова стала отступать. Вдруг все волнения утра стали маленькими и глупыми, даже надуманными. «Играем в какую-то дурацкую игру, — думала Женя, глядя, как Лиля управляется с картошкой. — Каждый должен заниматься своим делом. Я — психолог и свою задачу выполнила, в трудный час поддержала подругу, помогла ей пережить кризис. Все! Остальное не в моей компетенции! Я не имею права заниматься расследованием убийства. Да что там «не имею права»! Это абсурд! Я стала подозрительной, мнительной, мне по ночам снятся какие-то странные сны! Все, дальше уже некуда! Лиля пришла в себя, у нее поднялось настроение. Конечно, ей придется сейчас пересматривать свои отношения с мужем, но это не мое дело! Пока меня ни о чем не просят, я не имею права вмешиваться! Вот и утром: она приняла какое-то решение сама, и это правильно. Сейчас она закончит есть и если захочет, то сама расскажет. Если она не начнет говорить — я не буду лезть с расспросами. Это ее жизнь! Я не могу ее понять! На мой характер, я бы никогда не вышла замуж за миллионера, а она вышла. Я бы не смогла жить с ним сейчас — развелась, чего бы это мне ни стоило, ведь и так ясно, что никакого чувства нет, идет какая-то купля-продажа. А она и слышать об этом не хочет! Но даже если Лиля попала в какую-то криминальную историю, все равно ей придется ставить мужа в известность: вряд ли я сумею ее защитить от этого».
Пока Женя размышляла, Лиля покончила с обедом, и в кухне повисла тишина. Женя ждала, когда Лиля заговорит
— Сергей звонил мне потому, что ему срочно понадобились деньги. Ну, то есть сегодня, и как можно раньше.
— Какие деньги? — Холодок тревоги начал заползать на свое привычное место, и Женя с сожалением отметила это.
— Большие. — Лиля вдруг встала из-за стола. — Спасибо тебе за обед. Все было очень вкусно! — Лиля вмиг преобразилась, снова став уставшей и безжизненной. Она делала над собой героические усилия, чтобы казаться уверенной и независимой. — Я пойду, Женя? Прости, но мне нездоровится — голова что-то болит.
— Куда? — Женя понимала, что ее настрой отталкивает Лилю, и она смягчилась: — Объясни наконец, зачем звонил Власов и что было потом.
— Он потребовал от меня денег, очень больших денег, у меня таких никогда не было, и я растерялась. Но он сам и посоветовал, чтобы я заложила драгоценности в ломбард.
— Подожди, какие драгоценности? Откуда он знает про драгоценности?
— Он не знал, просто спросил, нет ли в доме драгоценностей, которые я могла бы заложить. Я вспомнила, что действительно сапфировый гарнитур с бриллиантами лежит в моем сейфе, и заложила его.
— И деньги уже отдала?
— Да.
— А откуда он знал, что у тебя есть ценности именно на такую сумму?
— Да ничего он не знал! За сапфиры дали даже больше, чем было нужно, правда, не намного, но я все отдала.
— Откуда у тебя эти сапфиры?
— Александр Борисович подарил.
Женя устало прислонилась к шкафу с посудой и закрыла глаза... Дело принимало новый оборот. То, что это была ловушка, она не сомневалась: Лиля не сможет выкупить драгоценности, а значит, вынуждена будет рассказать об этом мужу. Или ее вынудят это сделать, что, в сущности, уже не имело значения. То, что Власов — подставка, холуй Красовского, Женя почти не сомневалась, вернее, очень хотелось верить, что деньги действительно нужны для дела, но... Женя допускала, что в органах правопорядка не все в порядке и что за то, чтобы имя Лили не упоминалось, пришлось заплатить. Но сумма была так велика, что о бескорыстной помощи больше не было и речи. Шантаж.
Где-то далеко продолжала болтаться мысль, что Сергей ни при чем, что он сам влип, пойдя на должностное преступление, и теперь его так же шантажировали, как и Лилю. Но мысль эта лишь подливала масла в огонь: ведь если он не владел ситуацией сейчас, он не владел ею никогда. И, легкомысленно обещая свою помощь, недооценив своих возможностей, он становился вдвойне опасен. «Если он сейчас сломается, на нашей с Лилькой совести будет еще и этот фиговый романтик», — рассуждала Женя.
Сергей больше не вызывал у нее доверия. Больше того — настораживал. Действия его внезапно стали какими-то судорожными, болезненными, и от всего этого запахло аферой. «Ну, в таком деле и замараться не грех», — успокоила себя Женя.
Вдруг ей очень захотелось еще раз взглянуть на события того трагического утра: почему-то показалось, что разгадка где-то там. Она имела обо всем этом смутное представление, основанное на скудных фактах Лилиного болезненного переживания и рассказе Власова, тоже очень сухом и сдержанном. Именно сейчас Женя вдруг вспомнила его почти приказ не говорить с матерью Андрея об обстоятельствах его смерти. Было ощущение, что Власов боялся этого. Почему? Причин могло быть только две. Он действительно не хотел травмировать пожилую женщину подробностями зверского убийства. Именно об этом подумала тогда Женя и успокоилась. И лишь теперь у нее появилось сомнение. Была и другая причина, и гораздо более веская, заставившая Власова не просить ее, а приказывать ей! То, что он сказал матери Андрея, не соответствовало тому, что знали они с Лилей!