Искушение сирены
Шрифт:
Это было хорошо. Очень хорошо.
Но потом она заплакала, и он сказал больше. Он готов был сказать все, что угодно, пообещать ей все, что угодно, лишь бы успокоить ее. Теперь он смотрел в ее прекрасные заплаканные глаза, постепенно осознавая, как близко подошел к тому, чтобы пообещать этой девушке все, абсолютно все, — и это испугало его до холодного пота. Она провела мягким, нежным пальцем по его щеке, и его колени действительно задрожали. Задрожали, черт возьми!
Грей не имел представления, что за чертовщина с ним происходит, но
Ее полураскрытые, припухшие от страсти губы просто молили о поцелуе, долгом, медленном и глубоком. Его все еще пульсирующий пах начинал болеть, как только Грей вспоминал ее эротические вздохи, ее изогнувшуюся в экстазе спину.
«О Грей!» — в этом полустоне-полувздохе заключался вопрос, возможно, главный для нее.
Вопрос, который содержал в себе и ответ.
— Я думал, что ты рисуешь меня. Мой портрет, — сказал он.
Она повернула голову, следуя за его взглядом на ее мольберт. На холсте был изображен морской пейзаж. Вздымающиеся грозовые тучи и бурное, пенистое море. И чуть в стороне от центра — крошечный корабль, поднятый на гребень огромной волны.
— Так оно и есть.
— Так, значит, я на этой маленькой лодке?
— Нет, — мягко произнесла она и повернулась, чтобы посмотреть на него. — Это я на этой маленькой лодке. Ты — шторм. И океан. Ты… Грей.
И в этот момент все снова изменилось.
— Идея композиции принадлежит не мне. Она навеяна картиной, которую я однажды видела в галерее на Куин-Энн-стрит. Полотно мистера Тернера.
— Тернер? Да, я знаю эту работу. Он тебе не родственник?
— Нет. — Она вновь посмотрела на холст. — В тот день, когда я увидела эту картину, такую вызывающе дерзкую и даже немного первобытно дикую… я почувствовала, как буря разразилась в моей крови. Именно там и тогда я поняла, что во мне это есть — страсть, слишком настоящая и живая, чтобы держать ее в стенах душных гостиных. Сначала я попыталась отрицать это, потом старалась убежать от этого. А потом я встретила тебя и поняла, что и в тебе это есть. Не отрицай этого, Грей. Не убегай от этого и не оставляй меня наедине с этим.
Взяв его руку, она притянула ее к своей обнаженной груди. О Боже! Ее грудь была действительно такой нежной, как ему представлялось. Нежнее. И теперь там была его рука. Дрожащая.
— Прикоснись ко мне, Грей. — Она наклонилась вперед, и ее губы застыли всего лишь в дюйме от его губ. — Поцелуй меня.
Вероятно, клинок стилета все же прошел мимо его сердца, потому что эта чертова штука по-прежнему стучала в его груди. Их лица сближались, и вот уже ее сладкое дыхание смешивается с его дыханием. Ее губы были так близки, так зазывны.
Так опасны.
Паника — вот отчего дрожали его колени, колотилось его сердце и с уст срывались глупости. Все дело, должно быть, в панике. Какой-то голос нашептывал Грею, что, если он коснется своими губами ее губ, он пропадет.
— Прошу тебя, — прошептала она, — поцелуй меня.
— Я не
— В таком случае, я полагаю, тебе лучше уйти.
Звон корабельной рынды прервал молчание, это был сигнал тревоги.
— Аврал! Свистать всех наверх!
Вскинув голову, Грей попытался что-либо рассмотреть через вентиляционную решетку. Но корабль накренился, и его отбросило на стену каюты.
Он лихорадочно натянул на себя влажную рубашку.
— Моя дорогая, я…
— Я понимаю. — Ее голос был слабым. — Иди. Прошу тебя, иди.
И, бросив последний взгляд на ее уже освободившиеся от туманной пелены глаза… Боже, помоги ей… он вышел.
Почти бегом он поднялся на палубу, и его взгляду открылась сцена, невероятно похожая на ту, какую мисс Тернер только что изобразила на своем холсте. «Афродита» шла, рассекая огромные валы с белыми пенными шапками, а на горизонте собиралась темная масса зловещих свинцово-черных туч.
Он застал Джосса у штурвала.
— Похоже, ветер вернулся.
— Да, — сказал Джосс. — Но мне совсем не нравятся эти тучи.
В отдалении прогремел гром.
— Да и звук тоже, — добавил Грей.
Джосс поднял подзорную трубу.
— С наветренной стороны приближается судно. Я приказал лечь в дрейф и приветствовать его. Посмотрим, что они скажут нам, возможно, они только что миновали зону шторма.
— Или обошли.
Джосс опустил трубу и посмотрел на него загадочным взглядом:
— Кстати, а что ты делаешь на палубе?
— Был приказ подняться наверх.
— Ты не член экипажа. Ты пассажир.
— Может быть, я не член команды, но приближается шторм, а у меня есть пара умелых рук, и, кроме того, если я хоть еще секунду просижу без дела, я сам попаду в жесточайший шторм.
Джосс задумчиво посмотрел на распахнутый, словно у французского апаша, воротник рубашки Грея.
— Похоже, она действительно прибирает тебя к рукам, — с привычной усмешкой пробормотал Джосс.
— Тебе этого не понять, — сказал в ответ Грей.
— Безусловно.
Грей проигнорировал откровенно самодовольный тон брата.
— Оставим это, Джосс, просто дай мне работу. Поручи мне свернуть парус, отправь в трюм откачивать воду… Мне все равно, чем заниматься, просто дай мне дело.
Джосс поднял брови.
— Если ты настаиваешь. — Он вновь поднес к глазам подзорную трубку и начал изучать горизонт. — В таком случае законопать люки.
Благодарно кивнув, Грей сбежал на квартердек и, подхватив по пути инструменты, начал закрывать вентиляционные люки «Афродиты». В ход пошли парусина, дубовые рейки и приличный запас дефицитных гвоздей. Грей работал, перестав замечать окружающий мир, и даже усилившийся ветер не мог помешать ему. В последнюю очередь он закрыл забранный деревянной решеткой люк дамской каюты, совладав с собой и удержавшись от соблазна заглянуть вниз. Сцепив зубы, он быстро закрепил парусину на одной стороне и резким рывком накрыл всю отдушину.