Искушение Торильи
Шрифт:
— И теперь… все… изменится.
Глаза ее наполнились внезапными слезами.
— Угольная шахта всегда будет угольной шахтой, ее трудно превратить в приятный уголок, — ответил маркиз. — Однако отец ваш доволен.
— Ну чем я могу отблагодарить вас?
Торилья покраснела, вспомнив, что однажды уже задавала этот вопрос.
Маркиз, должно быть, подумал то же самое.
— Ну а теперь, — промолвил он, — когда с делами покончено, — скажите, как вы намерены поступить с нами обоими?
— С нами? —
— Да, с нами, — повторил маркиз. — Мы оба поняли, что произошло, когда я поцеловал вас. Тем не менее я дал вам свободу, надеясь, что никогда не увижу и со временем позабуду. — Он тяжело вздохнул. — Но мы встретились снова, Торилья, и теперь я знаю, что не смогу жить без вас.
О том же самом думала и она, понимая теперь, что наконец-то слышит ответ, развеявший ее сомнения.
Все, что она чувствовала, чего искала, о чем тревожилась, случилось потому, что она влюбилась, когда маркиз прикоснулся к ее губам.
Она пыталась сопротивляться своему чувству, пыталась отрицать его, но это была любовь. Настоящая любовь, какая была у ее родителей.
Такая любовь не позволяла ей даже думать о том, что она может принадлежать другому мужчине.
— Я люблю тебя, Торилья! — медленно произнес маркиз, и от этого ее душа затрепетала.
Маркиз проговорил эти слова очень медленно, и они словно бы затрепетали в ее душе.
— Б-берил!
Торилья прошептала имя кузины, но ей показалось, что оно прогремело, отражаясь эхом от стены.
— Да, Берил! — согласился маркиз.
Он посмотрел на полный цветов камин, словно бы надеясь отыскать там решение, а Торилья любовалась его широкими плечами, атлетической фигурой, темными волосами.
Теперь, когда рухнули все преграды, она поняла, что любит его всем существом — рассудком, душою, телом — и принадлежит только ему.
— Я пойду к Берил и скажу ей всю правду. — предложил Хэвингэм.
— Нет-нет… этого… нельзя делать.
— Я попрошу ее вернуть мне свободу… ибо такой брак будет несчастьем для нас обоих.
— Но Берил… хочет выйти за вас, — сказала Торилья, — и вы не хуже меня знаете, что… разрыв, нанесет ей… самый жестокий и болезненный удар в глазах света.
— Быть может, мне удастся уговорить ее отказаться от меня.
Торилья беспомощно всплеснула руками.
— Она не сделает этого! И потом, мы не сможем быть счастливы, если причиним ей горе и устроим скандал.
— Ты говоришь именно то, что я и рассчитывал услышать, — повернулся к ней маркиз. — Но как мы обойдемся друг без друга?
Лицо Хэвингэма внезапно осунулось, а в глазах промелькнула такая боль, что Торилье захотелось немедленно обнять его и утешить.
Нет, он предлагает нечто не правильное, совершенно не правильное!
И тем не менее она услышала от маркиза предложение выйти за него
Однако, вновь прочитав ее мысли, Хэвингэм тихо сказал:
— Видит Бог, Торилья, ради нашего брака я мог бы отказаться от Царствия Небесного. Я смеялся над любовью, я уверял свою мать, что она никогда не придет ко мне. И теперь моя самоуверенность посрамлена.
Помедлив немного, он продолжал:
— Я люблю тебя, я не думал раньше, что женщину можно так любить. Твое лицо всегда у меня перед глазами. А ночами я обнимаю тебя, как было однажды, когда я, несчастный глупец, добровольно выпустил тебя из объятий.
— Я… я… не должна была позволять вам… целовать меня, — шепнула Торилья.
— Нет, это был знак судьбы. Сам того не ведая, я всю жизнь искал тебя, моя дорогая, и мне кажется, что и ты искала меня.
Это была истинная правда, хоть Торилья раньше и не подозревала об этом. Лишь теперь она осознала, что нашла в нем все, о чем мечтала, на что надеялась… словом, свой идеал.
— Быть может, у тебя хватит мужества уехать со мной? — спросил маркиз. — Отправимся за границу, повенчаемся и поживем там спокойно несколько лет — пока не утихнут сплетни. Люди быстро обо всем забывают.
— Но разве мы… можем… обойтись… подобным образом с Берил?
Торилья не могла представить себе ничего более удивительного и прекрасного, чем находиться рядом с ним, но в то же время ей претило строить свое счастье на несчастье человека, которого она любила, на несчастье Берил.
— Я люблю тебя, — выдохнула она. — И всегда буду… любить, и никогда не смогу выйти замуж за… кого-нибудь другого.
Маркиз шагнул к ней, и в глазах его вспыхнул огонек.
— Но я не могу… уехать с тобой, — закончила она. — Нам придется забыть… о том, что мы сейчас говорили друг другу. Ты принадлежишь Берил. Она обещала стать твоей женой, и я не допущу, чтобы ты… совершил недостойный поступок.
— Мог ли я помыслить, что в наказание за все свои грехи полюблю такую чистую и хорошую девушку, как ты!
— Я не такая уж хорошая, — ответила Торилья, — если собираюсь… построить собственное счастье… на жестокости.
Маркиз тяжело вздохнул.
— Возможно, какой-то выход все же найдется, — сказан он уныло.
— Едва ли. — Торилья не скрывала своего отчаяния. — Но я буду молиться за тебя… и куда бы ты ни отправился… и что бы ни делал, моя любовь будет хранить тебя.
Прикрыв ладонью глаза, он сказал:
— Торилья, ты уже сделала невозможное. Благодаря тебе я стал не такой, как прежде: мне хочется теперь давать, а не брать. Увидев, что творится в шахте, носящей мое имя, я испытал отвращение, унижение и стыд. Ничего похожего не произошло бы со мной, если б я не встретил тебя.