Искушение Тьюринга
Шрифт:
– Вы как будто старше Алана?
– На четыре года, – Джон Тьюринг кивнул. – Поэтому всегда чувствовал себя ответственным за него.
– Каким он был?
– Ребенком, вы имеете в виду?
– Вообще, каким?
Джон Тьюринг смутился, как будто вопрос показался ему странным или слишком личным. Тем не менее он стал вспоминать – суховато, как показалось Кореллу, будто бы из чувства долга и совсем не интересуясь тем, о ком говорил.
– Еще совсем маленьким, – начал Джон, – Алан решил, что с цифрами иметь дело интересней,
«И до сих пор не может», – мысленно добавил Корелл, вспоминая записную книжку Алана Тьюринга. Помощнику инспектора было неприятно осознавать, что этот извращенец тоже был когда-то маленьким мальчиком и надевал ботинки не на ту ногу. Не понравилось Кореллу и то, что Алан Тьюринг с детства отличался неловкостью, почти не имел друзей и не пользовался любовью школьных учителей. Их пугала его страсть к математике. Кто-то из одноклассников Тьюринга сочинил на эту тему сатиру в стихах, где описывалось, как Алан увлекся футболом – «из интереса к геометрическим фигурам, которыми расчерчено поле».
– Вы учились в одной школе?
– Начинали в одной. Нас отдали в Хейзелхерст, а потом я перешел в «Мальборо», а он…
– В «Мальборо»! – воскликнул Корелл.
Он открыл было рот, чтобы удариться в воспоминания, но вовремя спохватился. Как было объяснить этому щеголю, почему бывший ученик частной школы оказался полицейским в маленьком городке?
– Всё в порядке, – Джон сделал успокаивающий жест. – Я был более спортивным, а эта школа… В общем, я с самого начала знал, что Алану придется там нелегко.
– То есть он не учился в «Мальборо»?
– Его отдали в «Шерборн». Там тоже свои сложности, но все-таки это лучше.
«Еще бы», – беззвучно согласился Корелл.
Они свернули на Гроув-стрит, миновали паб «Зест» и ряд низеньких домиков из красного кирпича, с магазинами и салонами. Народу на улицах было достаточно. Солнце все еще светило, но небо угрожающе потемнело. Корелл вспомнил колледж, сырые, темные залы в пансионе. Итак, Алана Тьюринга миновала сия чаша.
Усилием воли Леонард заставил себя вернуться к прерванному разговору.
– Когда вы с Аланом виделись в последний раз? – спросил он.
– На прошлое Рождество, в Гилфорде.
– И как он вам тогда показался?
– Неплохо, по-моему. Много лучше…
– Чем кто?
– Чем обычно.
– Признаков подавленности не заметили?
– Возможно, – Джон Тьюринг вздохнул. – Мы отдалились друг от друга после той истории. Собственно, я так и не понял, что там произошло…
– То есть это вы отдалились от него?
Джон Тьюринг остановился и посмотрел на свои руки. На какое-то мгновение его лицо исказила гримаса, но быстро исчезла.
– Нет… Я поддерживал его, сколько было можно. Давал советы как юрист… Делился
– Но вы же адвокат?
– Да… С Аланом было трудно говорить… Он никогда никого не слушал. Я советовал ему сознаться во всем еще во время следствия и перестать философствовать…
– И что он?
– Он был настроен говорить правду. Ложь – худшее из зол в понимании Алана, и это, безусловно, делало ему честь. Но… с ним никогда не было просто… Все перевернуть и поставить с ног на голову… Возможно, подобные методы уместны в его работе, но в зале суда… Бог мой, он выглядел как инопланетянин. Он сказал, что признать свою вину и отрицать случившееся означало бы для него одинаково солгать.
– То есть?
– Он имел в виду, что не намерен отрицать, что совокуплялся с этим мужчиной, поскольку это правда. В то же время не может усмотреть в этом никакого преступления, то есть своей вины.
– Вас на суде не было?
– Нет.
– Почему?
– Честно говоря, мне не хотелось бы обсуждать это.
– Понимаю.
– Но, раз уж вы настаиваете… знаете, я никогда не одобрял того, что называется «нетрадиционной ориентацией»… – Джон Тьюринг озлобленно фыркнул, Корелл вскинул на него удивленные глаза. – И не имел ни малейшего понятия, что Алан… я… я был шокирован, когда он написал мне об этом.
– И вы отвернулись от него?
– Это допрос?
– В общем, нет.
– Алан по-своему наслаждался всем этим… в смысле, судебным расследованием, процессом…
Корелл вздрогнул. Это прозвучало как насмешка.
– Или нет, – поправился Джон Тьюринг. – Он воспринял все настолько серьезно, что увидел в этом повод для дискуссии о границах «да», «нет» и «собственно, нет», и обратил все в логический парадокс.
– Я всего лишь спросил…
– Мне нечего было возразить на это, – продолжал Джон, уже мягче. – Так о чем вы меня спросили?
– Вы отвернулись от Алана?
– Он и сам меня отталкивал. Пенял, что я не понимаю, как тяжело приходится гомосексуалистам.
– Он имел в виду?..
– Что эти люди – изгои. Он прочел мне целую лекцию, но – видит Бог – мне и без геев было чем заняться. Его же делом, черт возьми! Но брат этого не понимал. «Тебя волнует только твоя слава», – сказал он мне, и это было неправдой. Я думал о нем, я старался, чтобы он пострадал как можно меньше, но брат… он просто сошел с ума на этой почве.
– На какой?
– За пределами своего интеллектуального мира Алан выглядел чудовищно наивным.
– Но вел себя вполне разумно во время расследования. – Корелл вдруг решил, что его роль в этой беседе скорее возражать, нежели соглашаться.
– Похоже на то, – Джон Тьюринг кивнул.
– Как он воспринял наказание и… то, что называют лечением?
– Не могу сказать точно, – ответил Джон Тьюринг. – Но как можно воспринять такое…
– О чем вы?
– Пичкать мужчину эстрогеном; что может быть унизительнее?