Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха
Шрифт:
Лошади заметались, сбились в кучу, одна из них, с походной поклажей в двух кожаных мешках по бокам, была сбита с ног надвигавшимся на нее большим камнем.
Навстречу поднялся внезапный ураганный ветер, несший колючие волны песка. Засвистело в ушах.
— Держите лошадей! — услышал Рерих голос доктора Рябинина.
Живописец посмотрел вперед, чувствуя, что его лошадь стоит, подчинившись сильно натянутой узде, но они вместе медленно, неуклонно перемешаются назад, — да, он посмотрел в ту сторону, откуда совсем недавно звучал, как ему чудилось, зов. Он посмотрел туда и ужаснулся: горной гряды с четырьмя вершинами не было. Там, впереди
Шквал ветра усиливался: все вокруг свистело, выло, стонало, и ржание лошадей тонуло в этом хаосе звуков. Что-то кричали люди…
И все ЭТО продолжалось одну-две минуты. Никто из членов экспедиции и не пытался понять, что же случилось, потому что самым страшным и невероятным во всем, что творилось вокруг, было то, что земля под ними в буквальном смысле двигалась вспять, уходила из-под ног. Постичь происходящее было невозможно, и это повергало в шок.
Один лишь Рерих осознал главную причину разразившейся драмы его жизни: Шамбала, ее Владыки не принимают, отвергают его.
Уже все небо было черно и низко. И вдруг огромная вертикальная молния, скользнув толстым ослепительным жгутом с высоты, устремилась к земле, и через мгновение сокрушительный раскат грома прокатился над Гималаями, повторяясь многоголосым затихающим эхом.
«Наверно, так во Вселенной рушатся миры», — подумал Николай Константинович Рерих — он и в самых трагических обстоятельствах оставался художником, творцом.
Внезапно шквальный ветер стих, упала короткая тишина, и на землю, движение которой прекратилось, рухнул теплый прямой ливень, мгновенно успокоив лошадей.
Ливень продолжался несколько часов и прекратился так же внезапно, как начался, словно по приказу. Мгновенно исчезли тучи, в синем бездонном небе сияло полуденное солнце. Первое, что привлекло всеобщее внимание, была река: неузнаваемо преобразившаяся, многоводная, светло-коричневого цвета, она стремительно, шумно, вспениваясь бурунами на перекатах, мчалась в ту сторону, откуда пришел отряд Рериха.
И только сейчас Николай Константинович подумал, в крайнем изумлении:
«Да как же так? Почему я не обратил на это внимания сразу? Ведь та река, по берегу которой мы шли, река с медленной-медленной водой и странными золотистыми рыбами, вопреки всем земным физическим законам, текла, пусть черепашьими шагами, к тем горам, а не оттуда!..»
Рерих, преодолев в себе ужас, холод и отчаяние, посмотрел вперед, на юго-восток, туда, где…
Не было дальнего горизонта, не было горной гряды с четырьмя вершинами-старцами. И песчаного плато тоже не было.
Они оказались в узком распадке, который образовала эта бурливая река, вокруг громоздились дикие непроходимые горы, отвесными уступами поднимались вверх.
Пустынность, темно-коричневые тона, мощный гул реки. Все непонятным образом замерло.
«Здесь могут обитать только злые духи», — подумал живописец.
Отчетливая тропа шла по берегу реки, постепенно удаляясь на юго-запад, и Рерих уже знал: им указывают путь.
К нему подошел доктор Рябинин, сказал тихо:
— Надо выбираться отсюда.
— Да, — согласился он. — Пойдем по этой тропе. Она для нас. Как люди и лошади? Все целы?
— Исчез командир монголов Цабаев, вместе с лошадью.
Цабаев в Трансгималайской экспедиции Рериха был человеком Требича-Линкольна, тринадцатым Черным Воином в его отряде.
— Николай Константинович, — перебил Рябинин, — что это было?
— Не знаю! — резко ответил наш печальный герой. — В путь! В путь…
Через двое суток они настигли основную экспедицию на подходе к Шекар-дзонгу.
Когда в палатке Николай Константинович и Елена Ивановна остались одни, художник, обняв жену и неимоверным усилием воли сдерживая рыдания, прошептал:
— Лада… Лада, мы..
— Молчи! — Она прижала прохладную, душистую ладонь к его губам. — Я знаю. Мне было явлено. Ты жив… Ты вернулся. И это главное. Они тебя не убили…
— Кто? — удивился он.
Елена Ивановна не ответила. Посмотрев в глаза мужу долго, пристально, успокаивающе, она сказала:
— Мы не отступим, Николя! Мы продолжим наш путь!
Рано утром двадцать первого апреля 1928 года на стол в рабочем кабинете Фредерика Маршмана Бейли лег документ, который английского резидента в Индии поверг в состояние шока:
Донесение Срочно Строго секретно
Спецподразделение «Кобра» вместе со своим командиром, полковником Чарльзом Меллом, следовавшее за отрядом Р., бесследно исчезло в горах недалеко от озера Тенгри, ориентировочно 19.IV.28.
В тот же день отряд Р. из 17 человек неожиданно возник в лагере основной экспедиции в одном переходе до Ше-кар-дзонга, хотя ранее передвижения его по этому пути не наблюдалось. Этот факт и то обстоятельство, что горная местность, в которой исчезла «Кобра», неузнаваемо преобразилась (горные хребты, река, отдельные вершины поменяли свое местонахождение, или их просто не стало), говорит лишь об одном: в события вмешались силы, не известные нам и не имеющие научного объяснения.
Слаг 20.IV. 1928
Слаг был одним из трех агентов подполковника Бейли, сопровождавших Трансгималайскую экспедицию Рериха на всем пути ее следования.
Через два дня штабы всех родов войск Великобритании, части которых были выдвинуты на передовые рубежи в северо-западной Индии, получили зашифрованное распоряжение: «Операция „Молния“ отменяется».
Осуществление операции «Молния» — все было готово, ждали только приказа — означало бы начало войны с Монголией, что равносильно войне с Советским Союзом.
Это была бы война грандиозная по своим масштабам (она неизбежно перекинулась бы на Китай и Индию), война прежде всего за Тибет, а значит — за Шамбалу.
ЭПИЛОГ
Глава 1
(окончание автобиографии)
Все, все, Яков Самуилович! Больше «докучать длиннотами», как вы вчера изволили выразиться, не буду. Краткая биография — значит, краткая. Прошу! Черт! Мысли путаются. Какое сегодня число? И озноб бьет. Да что это со мной?
Итак, на чем мы остановились?
Продолжаю утверждать и настаивать: в провале миссии Рериха в Тибете нет моей вины — никакой абсолютно! Я сделал все, что в моих силах. Но поймите, Яков Самуилович: на расстоянии, из Улан-Батора!.. Я просил, я умолял: мне опять надо быть при нем, рядом! Не вняли: «Вас в экспедиции раскроют англичане, и тогда рухнет все». Так считали и Бокий, и Трилиссер, и вы, Яков Самуилович! Да, да! Не отпирайтесь: и вы. Будь я рядом с Рерихом, я бы протащил его в Лхасу, уверяю вас! Да, и с Таши-ламой могло бы все получиться, не церемониться надо с ним было, а прижать…